– Эй, – кивнул вошедший усач, – пошли. Генерал ждет.

Ричард поднялся, возможно торопливей, чем следовало, но лучше поспешить, чем позволить до себя дотронуться. Сторож снова зевнул, распространив вокруг себя запах чесночной похлебки. Он был спокоен, как и вошедший Дювье. Видимо, Карваль не счел нужным сообщить своим людям о смерти королевы. Что бы он ни затевал, новость о дневнике заставит его обыскать дом.

Сторож вышел первым, а Дювье посторонился, пропуская пленника. В руке сержанта был палаш. Какие, однако, предосторожности!

– Я не намерен бежать, – бросил Дикон. – Скалы не бегают.

…Оно налетело сзади, едва Дикон шагнул за порог. Чесночная вонь сделалась кисло-сладкой и тошнотворной, как в Доре. Юноша еще понял, что падает. Истоптанный мраморный пол сделался розовым и мохнатым, закачался, позеленел, став лужей у порога, из которой усмехнулась, показав язык, щербатая толстощекая девчонка. Ювелирша.

– Трак-так-так! – завопила она. – А ну, взяли! Трак-так-так…

3

3

На ночь Эпинэ во дворце не остался, хотя понимал, что придется привыкать. Королевская резиденция не должна пустовать просто потому, что не должна, а без короля, регента, Проэмперадора дворец пуст, даже если в нем спит новорожденный принц. Смерть Катари навсегда сделала ее сына Олларом и братом его величества. Октавий Оллар… Имя предложил Левий, и Робер удивился, что не додумался сам. Иноходцу казалось правильным назвать мальчика Фердинандом, но это имя не сулило счастья, как и имя Мишель, которое Иноходец изо всех сил старался не назвать. Октавий, тезка стоившего матери жизни и оставившего по себе добрую память короля, – это то, что нужно Талигу. Даже если Ноймаринен и Алва отменят все решения самозваного Проэмперадора, имени у принца не отобрать…

Звон от Святой Луизы заставил натянуть поводья и оглядеться. Проклятье, он свернул туда, куда ехать ни в коем случае не следовало. С Капуль-Гизайлями кончено. Завтра он напишет барону, все объяснит и попросит объяснить Марианне. Повелитель Молний должен ходить по лезвию ножа один. Как Ворон. Почему Алва не написал сестре, Робер догадался в саду, когда они с Никола кромсали маки. Охапки кровавых цветов ложились наземь, заполняя пространство между коротко подстриженными кустами, и он вспомнил. Это было в Сакаци, в ночь смерти деда. Духота и далекая смерть породили сон, бред, откровение, в котором Робер надевал кольцо с отравой и оставался жив. Последний из семьи, когда-то такой большой…

Родные тонули в смертных гвоздиках, их захлестывали увядающие волны, а он пытался застрелить убийцу, не понимая, что стреляет в родную кровь. Он, Робер Эпинэ, маркиз Эр-При. Последний в роду.