— Ей, — сказал маг. — Она так хочет.

Неведомая «она» пугала его до дрожи; щуплый маг даже оглянулся с боязливым видом, на лице его выразилось почтение. Итаяс покачал головой.

— Она — кто?

— Судьба. Магия. Старшая Мать.

Ни первое, ни второе, ни третье ни о чем таянцу не говорило. Его богом был Отец-Солнце, магию он не чтил, а судьбы определял сам. Маг уставился на него с таким видом, будто ждал, что он падет ниц; это изрядно Итаяса насмешило.

— С какой стати мне исполнять чьи-то желания? — поинтересовался он.

Маг вздохнул. Горец подумал, что разговор затянулся. Стоило прояснить собеседнику ум и вернуться в обычное течение времени.

Хилый маг поглядел в сторону и проговорил словно бы через силу:

— Если ты убьешь императора, Она позволит тебе зачать здорового сына.

Итаяс вздрогнул.

Самый красивый из юношей, самый юный из героев, он не знал мук, которые причиняет подросткам горячая кровь. В горах женят рано, но созревают еще раньше, да и не у всех камов есть деньги купить мальчишке невесту, не у всех мальчишек — смелость украсть. Всякий, кто не болен и не увечен, переживает пору, о которой шутят: пошел поутру до ветру, увидал сосну, принял за жену. Жарким летом на высокогорных пастбищах одни находят утешение друг в друге, вторые усердствуют до кровавых мозолей на ладонях, совсем небрезгливым и овца невеста.

У Итаяса мучения сверстников вызывали только презрительный смех. Ему было двенадцать, когда, проезжая по окраине села, он увидел, как трудится в саду тихая полногрудая вдовушка. Отряд возвращался из набега с добычей, все торопились по домам; никто не оглянулся, когда сын каманара натянул поводья. Почувствовав его взгляд, женщина выпрямилась и опустила руки. Черный вдовий платок не умалял ее красоты, не скрывал сладости ее зрелого тела. Увядание почти не тронуло ее. Ей было лет двадцать пять. Мальчик смотрел на нее в упор, хмуро и властно, не улыбаясь, не подмигивая, как иные глупыши много старше его; дыхание женщины стало чаще, губы ее разомкнулись… Опомнившись, она потупилась и вновь начала дрожащими руками обирать ягодный куст. Вечером она отправилась с корзиной в лес. Итаяс ждал ее. Он не спрашивал ее имени. Вдова знала, кто он такой — весь каман знал. Она дрожала всем телом, но не от страха. Щеки ее алели как в лихорадке. Она сняла платок, распустив прекрасные волосы по плечам, а потом покорно легла на теплые мхи и сама подняла платье.

Она была первой из тех, кого убило его дитя. Но тогда он еще не встревожился, да и ко благу ей была смерть. Жизнь гулящей не стоит гроша, а ублюдка он все равно приказал бы ей задушить. Не встревожила его и смерть молодой рабыни, украденной в уаррской деревне. Даже смерть первой жены, хрупкой как подснежник, всего лишь опечалила — ведь эта жена была только первой из настоящих женщин. Такое случается. Но когда умерла третья жена, люди начали поговаривать дурное. Сильные старейшины, не боявшиеся каманара, обеспокоились за правнучек и пожелали им других женихов. Четвертая жена, забеременев, тайком попыталась избавиться от ребенка, но только покалечила себя и истекла кровью.