«Интересно, как поживает Итаяс», — подумал Лонси-теперешний. Узнать было нетрудно. Веление мысли — и зеркало потемнело: в Рескидде едва разгорался рассвет.
Горец дремал, вытянувшись на низком диване. Маг по-прежнему не мог прочесть его мысли, но и без этого видел достаточно. Таянец походил на дикого зверя: с виду расслабленный и ко всему безразличный, он готов был в любое мгновение уйти с места в рывок и разорвать чье-то горло… Итаяс отсчитывал последние минуты ожидания. Скоро должен был донестись шум паровика.
И внезапно — Лонси окатило морозцем, мурашки побежали по спине — закрытое отворилось, свиток развернулся на всю длину; Демон Высокогорья открыл глаза, и Маг Выси ясно, словно то были не мысли, а произнесенные слова, услышал:
— Я не стану его убивать.
С этим решением возвратилось спокойствие духа. Итаяс сел и потянулся, разгоняя сон. «Скоро придут гвардейцы», — подумал он.
Наступающий день решал тысячи тысяч судеб. Считанные часы определяли события целых эпох. Многое должно было начаться, многое — прийти к завершению. Хотя будущее для Итаяса выглядело иначе, нежели для тех, кому доступно лишь рассчитывать и предполагать, все же знание не делало пророка бесстрастным созерцателем. Место мучительной неопределенности занимало мучительное ожидание. Итаяс хорошо ориентировался в видимом времени, но подобно тому, как воспоминания о событиях — не то же, что сами события, от них отличается и предвидение.
Ночная прохлада уходила. Влага, которую оставил вечерний дождь, поднималась туманом. Светлая дымка затягивала горизонт. Окно в доме рескидди было шире, чем ворота на таянском подворье, а стекло, необычайно ровное и прозрачное, для непристального взгляда словно бы исчезало. Утренний ветер тревожил листву.
Горец прошел от стены к стене полупустой комнаты, касаясь стекла кончиками пальцев. Заклятие, написанное уаррской женщиной-тенью, не ослабело. Оно чувствовалось как тончайшая прослойка напряженного воздуха, игольчатый сквознячок. Рот Итаяса изогнулся в улыбке. Даже если бы каким-то образом сейчас ему открылась возможность сбежать, он не воспользовался бы ею. Он явился в Рескидду не за тем, чтобы бесцельно блуждать по ее улицам.
И все же решение свое изменил.
Сквозь внешние стены дома не доносилось ни звука, и не видно было отсюда паровика, в спешке примчавшегося к дверям, но с нижнего этажа послышались отголоски шума. Итаяс прислонился спиной к стеклу. Пусть император приказал теням обращаться с ним почтительно, гвардейцы не слышали этого приказа. С них станется заломить таянцу руки и оглоушить парой боевых заклятий, а это определенно лишнее.