Он равнодушно помотал головой, огляделся по сторонам и вдруг оживился.

— Надо прочитать какую-нибудь воодушевляющую лекцию Герингу и его коллегам.

Насколько я понимаю, у них есть дурная привычка проигрывать битву за Берлин.

Раньше это было их личное дело, но предстоящую битву за Берлин им прийдется выиграть — не знаю уж, у кого, но выиграть непременно!

— Мне нравится твое настроение. — Одобрительно сказал я. — Где ты им разжился?

— Там, где нас нет, Макс, — улыбнулся он, — где же еще?

— Макс, — позвала меня Афина, — ты тут?

— Во всяком случае, мои ощущения не противоречат этому утверждению. — Хмыкнул я и внимательно посмотрел на нее. Она показалась мне спокойной, немного надменной и равнодушно-веселой — как всегда, словно ничего не случилось с нами сегодня ночью неведомо где… и словно нам не предстояло заглянуть в самую глубокую бездну в ближайшие часы. Что ж, это было правильно… Мне оставалось только порадоваться силе ее неукротимого духа и постараться хоть немного походить на эту удивительную сероглазую — то ли богиню, то ли все-таки женщину!

— Хорошо, если так! — Рассмеялась она. — Тут ко мне привязался какой-то странный человек: он говорит, что мы все делаем не так… А он, дескать, знает, как правильно!

— Ну да, — вздохнул я, — мне всю жизнь везло на таких специальных ребят, которые приходят черт знает откуда, делают умное лицо и говорят, что «знают, как правильно»…

Впрочем, ничего удивительного: этим грешит большая часть человечества!

— Это другой случай. — Перебила меня Афина. — Этот человек говорит, что он своими руками записал все речи нашего доброго друга Одина, и все такое… Мне показалось, что тебе будет интересно его выслушать.

— Скорее уж это будет интересно Одину. — Равнодушно откликнулся я.

— Я тоже так сначала подумала. Но к нему сейчас не подступиться. Не знаю уж, на что он уставился своим внутренним взором, но отвлечь от этого зрелища его совершенно невозможно.

Я тем временем переварил информацию и с удивлением понял, что мое любопытство все еще при мне.

— А как его зовут, этого дядю? Если он действительно «записал» речи Одина, его должны звать Снорри…

— У него и спросишь! Вот он. — Афина бесцеремонно ткнула пальцем себе за спину. Там обнаружился невысокий крепыш средних лет, угрюмый и бородатый.

— Я Снорри Стурулсон. — С достоинством сообщил он. — Но откуда тебе известно мое имя?

— Господи, вот уж не думал, что нам доведется познакомиться! — Рассмеялся я. — Можете себе представить, в свое время я прочитал все, что вы написали, правда, в переводах…

Был в моей жизни такой странный период.