— Ну и пес с ним. — Мне показалось, что Один уже утратил интерес к этому разговору. — Я ждал тебя. Я должен тебе кое-что показать. Пока вы с Палладой маялись дурью, я решил раскинуть руны — напоследок… Теперь гляди.

Он достал откуда-то из-под плаща маленький кисет из черной кожи и одним резким движением высыпал оттуда груду абрикосовых косточек. У меня челюсть легла на грудь: я-то думал, что руны Одина должны быть вырезаны на черепах мертвых берсерков, или, на худой конец на коре Иггдрасиля… в общем, не знаю, на чем, но уж никак не на абрикосовых косточках, это точно!

— Видишь? — Требовательно спросил он. — Они гладкие, как в тот день, когда их извлекли из плодов.

— Вижу. — Растерянно согласился я. — И что здесь удивительного?

— Иногда ты кажешься мне сущим дурнем! — Сердито сказал он. — Я сам вырезал на них знаки — на всех, кроме одной: руна Вейрд, символ великой пустоты должна оставаться чистой… Теперь мои знаки исчезли — ты понимаешь, что это означает? Все мои руны стали одной-единственной руной Вейрд.

— И что означает твоя руна Вейрд? — Помертвевшими губами спросил я. — Пустоту?

Небытие?

— Не все так просто! — Торжественно заявил Один. — Вейрд — это знак непознаваемого.

Остальные руны рассказывают нам о жизни и смерти, и лишь руна Вейрд говорит о том, что остается по другую сторону… Она требует полного доверия к непостижимому и обещает немедленную встречу с судьбой. Это добрый знак, Макс! Лучшее, на что мы могли рассчитывать… вернее, то, на что мы рассчитывать никак не могли!

— Если ты так говоришь, значит, так оно и есть. — Кивнул я, поднимаясь с земли.

— Куда это ты опять собрался? — Ворчливо спросил он.

— Я больше не могу сидеть на месте. Не могу ждать. Что-то тянет меня вперед — наверное, твое хваленое «непознаваемое»…

— Как скажешь. — Усмехнулся он. — Это твоя битва, тебе и решать!

На рассвете я огляделся, и с изумлением понял, что еду по окраине Берлина — по той самой улице, по которой я плутал ранним утром пятого мая. Ну да, конечно: я вернулся туда, где все началось — по крайней мере, для меня. В этом была какая-то дебильная логика, пугающая и озадачивающая — как когда-то в детстве меня испугал и озадачил нехитрый фокус с лентой Мебиуса.

«Вот оно, место Последней Битвы! — Ошеломленно подумал я. Внезапно мне стало весело. — Что ж, оно ничем не хуже и не лучше других! По крайней мере, Берлин не упоминается ни в одном из известных мне предсказаний, и это уже неплохо…»

— Знаешь, где мы? — Спросил я оказавшегося поблизости Анатоля. — Это Карлсхорст — восточная окраина Берлина. Вернее, юго-восточная… Ты здесь никогда не был?