— Прошу меня простить, — промолвил он мягко. — Вы можете разобрать черты лица?

— Не особенно. У него была борода, это я вижу, и, кажется, на лбу у него тонкий золотой обруч. Ивейн, он что, был принцем, или каким-то правителем?

— Нет, только не в мирском смысле, — ответила она и встала в изголовье саркофага. — Но он был из знатной семьи, и есть свидетельства, что у Эйрсидов золотой обруч был знаком посвященных. Но обратите внимание, это ведь не металл. Больше похоже на шнур, скорее всего, завязанный на затылке. Это…

Она не договорила, ибо в тот самый миг, когда подняла взор на Кверона в ожидании ответа, то краем глаза заметила что-то совершенно неожиданное.

Обернувшись направо, она застыла в изумлении.

— О, Господи! — и упала на колени, прижимая к губам медальон.

Джорем с Квероном поспешно кинулись к ней, — и оба разом споткнулись, заметив то, что увидела Ивейн.

Вдоль белой половины саркофага, вытянувшись, на правом боку лежала женщина. Длинные огненно-рыжие волосы рассыпались по черно-белым плитам, свисая по ступеням; правую руку она согнула в локте и подложила под голову. Под слоем пыли невозможно было определить ее возраст, но никто не сомневался, что это женщина из медальона.

На ней было платье лилового шелка, такого же цвета, как туника Орина, и никаких украшений, если не считать золотого торка на шее. Ноги ее были босы. Она покоилась на алой мантии, частично закрывавшей левое плечо, и кончик ее она придерживала рукой под подбородком, словно во сне пыталась укрыться от холода. У правой руки покоился жезл из слоновой кости. Левый рукав и часть платья вокруг были запятнаны чем-то темным. Джорем поднес ближе свой светошар.

Кверон, всегда прежде всего ощущавший себя Целителем, опустился на колени, пытаясь получше разглядеть рану, затем сел на пятки, не сводя взора с неподвижной фигуры.

— Полагаю, мы все согласны, что это именно Иодота, — промолвил он. — В легендах что-нибудь говорится о том, как она приняла смерть?

Ивейн покачала головой.

— Ничего конкретного. По одним источникам, она пыталась спасти сыновей короля Лларика — обоих казнил их собственный отец в 699 году. Орин, конечно, к тому времени был уже мертв — он был много старше Иодоты. Что бы там ни случилось… вероятно, она пришла сюда, чтобы умереть рядом с ним.

— Но она же, кажется, была Целительницей, — заметил Джорем. — Если уж у нее хватило сил добраться сюда, то почему она не излечила себя?

Кверон печально склонил голову.

— Может быть, просто не пожелала? Если она была защитницей принцев и не сумела их спасти, возможно, она не захотела больше жить? Ведь Орин умер, принцы погибли, Эйрсиды отправлены в изгнание…