По торговому тракту медленно двигался большой отряд. Железной рукой усмирив коня, юноша внимательно присмотрелся к знаменам и тут же сжал зубы, зарычав от злости.
Это были наемники Кортеса. Но на этот раз они были не одни. Наемники двигались шагом, приноравливаясь к скорости большого обоза и носильщиков. Усмешку воина вызвал паланкин, который несли две дюжины рабов. В степь пожаловал сам сатрап.
Одинокая фигура на холме привлекла внимание разведки, и десяток верховых на рысях направился в его сторону. Не доезжая нескольких шагов, солдаты опустили пики и придержали коней. Вперед выехал старший.
– Кто ты? Назовись, – потребовал он, грозно положив руку на палаш.
Презрительно улыбнувшись, воин расправил плечи и громко произнес:
– Граф Босте, барон Хакас-Карибский, по прозвищу Бастард, – прозвучал его гордый ответ.
– Чего? – растерянно переспросил десятник.
– Ты, солдат, глухой или тупой? Я только что назвал тебе свое имя. Ты ведь этого хотел?
– А? Ну да, – недоуменно протянул десятник, лихорадочно соображая, что делать. Ведь именно за этим человеком была снаряжена вся эта экспедиция! Именно его голову хотел видеть сатрап! Именно за нее была назначена награда в десять тысяч золотых! Вздрогнув, словно очнувшись, десятник потянул из ножен палаш.
– Слезь с коня и отдай оружие, – потребовал он, одновременно делая знак солдатам.
– Идиот! Неужели ты всерьез считаешь, что можешь арестовать меня?! Вас всего десять. Собери еще три раза по столько, и я подумаю о сдаче, – рассмеялся Ал-Тор.
– Не много ли ты на себя берешь, бастард?! – разозлился десятник.
– Давай проверим? – продолжал смеяться Ал-Тор.
– Взять его! – крикнул десятник, выхватывая палаш.
– Стой, командир! – окликнул его один из воинов постарше. – Это совсем не так просто, как тебе кажется!
– Что?
– Я был там, на арене, и хорошо помню, как он сражался. Уже тогда ему не было равных. Не думаю, что с тех пор он стал слабее.
– Тебя никто и не просит думать! Выполняй приказ!
– Я не собираюсь умирать просто так. Это будет не бой, а убийство. Наше убийство.
Ответ солдата оказался ушатом воды, вылитым на горячую голову десятника. Выхватив свисток, он принялся высвистывать тревогу. От колонны отделилась полусотня и понеслась к стоявшим на холме.