Дорвен молчала. В маленькой комнатенке была жесткая кровать. Стены выкрашены в ярко-желтый цвет.
— Что ты тут делаешь? — снова спросил Ламорик. — Ничего не понимаю.
Он смотрел на жену так, точно видел ее впервые в жизни.
— Надо вывезти тебя отсюда. Мы сдадимся на милость Радомора. Он не убьет тебя вместе с остальными.
Дорвен шагнула вперед, положила ладонь на щеку мужа.
Дьюранд отвернулся. У него закружилась голова.
В промежутках между домами и лавками он видел серые участки стен. Теперь, с высоты, на большем расстоянии, то, что спервоначалу показалось просто расплывчатыми пятнами, стало высокими остроконечными буквами — буквами, что соединялись в одну общую цепь за домами. Всякий, кто не слишком бы отвлекался на армию за стеной, сразу увидел бы эту Цепочку. Размашистые штрихи опоясывали весь Ферангор, тянулись по верхней и нижней стене, очень напоминая когтистые тени, кружащие рядом.
Лестница заскрипела под чьими-то ногами.
Все собравшиеся в комнате повернулись в ту сторону. В низкий дверной проем, пригнувшись, втиснулся Конран.
— Они пометили город кровью, взятой из сердца, — пророкотал он. — Воронье слетается на стоны умирающих. Улицы пьют нашу кровь. Только теперь — впервые за все годы с тех пор, как «Колыбель» причалила к берегу. Только теперь, когда от древних уз остались одни обрывки, могло свершиться подобное зло! Радомор обрушил на Эррест саму Преисподнюю!
— Нет, — промолвил Ламорик. — Нет.
— Мы на его алтаре, и огонь уже зажжен, ваша светлость.
Ламорик посмотрел на Дорвен. Она придерживалась рукой за шест балдахина над кроватью, очень прямая, но очень маленькая. С человеком, способным превратить свой город в алтарь дьявола, никаких переговоров не будет. Никакой пощады — никому.
Саллоухит выступил из тени.
— Ваша светлость, остается еще один путь к спасению.
Теперь он уже не поглаживал узкую бородку и не складывал пальцы домиком.
— Какие еще шансы вы тут усматриваете? — с нажимом спросил Ламорик. — Что за возможности заставляют вас отводить глаза и нервно сглатывать? Уж говорите начистоту.
— Ваша жена. Она дочь Монервея.
Саллоухит бегло глянул на Дорвен.
Лицо Ламорика стало белее мела, но Саллоухит не оробел.