Сам Бел-Меродах, спустившийся сюда на крыльях бури, все еще лучащийся молниями!

Так показалось Кентону на секунду, но затем он понял, что это жрец Бела в украденных доспехах своего бога.

Белая фигура, Шарейн, медленно отняла руки от глаз, так же медленно опустила их, воззрившись на сияющую фигуру. Она пошатнулась, опускаясь на колени, но затем гордо встала, глядя в скрытое шлемом лицо своими зелеными глазами, затянутыми пеленой сна.

— Бел! — прошептала она. И снова: — Владыка Бел!

— О прекрасная, — молвил жрец. — Кого ждешь ты?

— Кого же, кроме тебя, Повелитель Молний? — ответила она.

— Но почему ты ждешь меня? — вопросил жрец, не приближаясь.

Кентон, уже готовый прыгнуть вперед и атаковать, замер. Что же было на уме жреца Бела? Из-за чего он медлил?

Шарейн ответила, сбитая с толку, пристыженная:

— Это твой дом, Бел. Разве не должна ждать тебя в нем женщина? Я… Я дочь царя. И я долго ждала тебя!

— Ты красива! — ответил жрец, пожирая ее глазами. — Да… многие люди сказали бы, что ты красива. Но я бог!

— Я была прекраснейшей из принцесс Вавилона. Кто, как не прекраснейшая из всех, должна ждать тебя в твоем доме? А я прекраснейшая из всех… — сказала Шарейн, пребывающая в плену морока.

И вновь ответил ей жрец:

— Принцесса, каково тебе было с теми мужчинами, что находили тебя красивой? Скажи — сражала ли их твоя красота подобно сладостному яду?

— Думала ли я о мужчинах? — с дрожью в голосе вопросила Шарейн.

Голос жреца был тверд:

— Но многие мужчины думали о тебе, царская дочь. И яд, даже сладостный, все же причиняет боль. Я бог! Но даже я познал это! — Повисла тишина, а затем он спросил: — Как ты ждала меня?

— Я держала светильники зажженными, — сказала она. — Я приготовила для тебя лепешки и поставила на стол вино. Я была твоей служанкой.

— Многие женщины делали так для своих мужчин, царская дочь. Но я бог! — сказал жрец.

— Я прекраснее всех, — пробормотала Шарейн. — Принцы и цари желали меня. Взгляни, о Великий!