— Вновь гнев Нергала пробирается на корабль, о Иштар! — сказал он. — Битва меж ним и иным твоим воплощением снова растревожит богов и людей, тени сгустятся в мириаде миров. Великая Мать, лишь ты можешь прекратить это!

— Я сказала свое слово. — Другой голос был подобен ветру, колеблющему струны тысяч арф. — Я сказала свое слово, и разве мое иное воплощение, что называют Иштар Гневной, не имеет такого права? Она не повергла Нергала. И Нергал не поверг ее. Наш спор не был разрешен. Как же тогда мое иное воплощение может успокоиться, когда слова, что в гневе изрекла я, не сбылись? До тех пор и она, и Нергал связаны этим словом.

— Но пламя, что раздула ты в душах Царпанит и Алузара, пламя, что питало эти души, не погасло, — прошептал холодный голос. — Разве не спаслись они и от твоей гневной сестры, и от Нергала Темного? И почему, Иштар? Не потому ли, что ты пожелала так? Не ты ли скрыла их? Что же случилось с твоим словом?

— Мудр ты, Набу! — раздался голос Иштар. — Так позволим же этому человеку, чьи глаза мы открыли, узреть, что натворили моя жрица и ее возлюбленный, когда завлекли Мать Жизни и Владыку Смерти в объятия друг друга! Пусть этот человек судит, справедлив ли мой гнев!

— Пусть человек судит! — эхом откликнулся голос Набу.

Лики истаяли. Теперь Кентон глядел в бездонную пустоту, в бесконечность пространства. Она включала мириады солнц, и вокруг них вращались мириады и мириады миров. В этой бесконечной пустоте жили две силы, сливающиеся, но раздельные. Одной из них было сияние, оно оплодотворяло, дарило рождение, жизнь и радость жизни. Другой была тьма, она разрушала то, что было создано сиянием, поглощала и утаивала в своих недрах. В центре сияния можно было разглядеть фигуру из ярчайшего света, и Кентон понял, что она и является его источником. В глубине тьмы обитала густая тень.

Перед ним возникли фигуры мужчины и женщины, и что-то подсказало ему, что женщину звали Царпанит, а мужчину Алузаром — жрица Иштар и жрец Нергала. Он видел, что в их сердцах горит ясное белое пламя. Он видел, как языки пламени изгибаются, тянутся друг к другу. Когда же они коснулись друг друга, из сияющего облака протянулись нити, соединяя жрицу с его центром, и в то же время черные щупальца из сердца тьмы обвили жреца.

И когда языки пламени соприкоснулись, нити из света и тьмы переплелись — на мгновение они слились воедино!

И в это мгновение само пространство содрогнулось, зашатались солнца, завертелись миры, замер пульс жизни!

— Узри грех! — прозвенел голос арф.

— Раскрой глаза! — вторил холодный голос.