Кентону удалось подняться, когда солдаты с носа корабля пошли в атаку. Им наперерез метнулся Гиги, раскручивая над головой булаву. Кентон хотел последовать за ним, Шарейн не отставала.
— Отступайте! Отступайте к Сигурду! — прорычал ниневиец. Его булава сметала солдат на его пути, как зерно молотят цепом.
— Слишком поздно! — возопила Шарейн.
Слишком поздно!
Солдаты взбирались по цепям на корме, карабкались наверх, срывали щиты.
И тут с биремы донесся вой, звериный, безумный. От этого звука даже вражеские солдаты оцепенели, булава Гиги замерла в воздухе.
На борт корабля Иштар… прыгнул черный жрец!
В тусклых глазах пламенели огни преисподней, изо рта воплем исторгались потоки черной ненависти. Он пронесся сквозь строй своих мечников, уклонился от удара булавы и помчался к Кентону.
Но Кентон был готов. Сверкнуло лезвие голубого меча, парируя удар черного жреца. Однако же Кланет опередил его — и удар прошел, клинок жреца вспорол старую рану в боку Кентона.
Кентон пошатнулся, чуть не выпустив меч из руки.
Издав победоносный вопль, Кланет замахнулся, чтобы нанести последний удар.
Но в этот миг Шарейн метнулась вперед, встав между Кентоном и жрецом и парировав его удар своим мечом. Кланет вскинул левую руку и вонзил зажатый в ней кинжал в грудь Шарейн.
Весь мир словно объяло багряное пламя, и в том пламени не было ничего, кроме лица Кланета. Не успел черный жрец шелохнуться — Кентон нанес стремительный удар. Клинок вонзился в плоть, срезал половину лица — щека повисла лоскутом, отверзая ужасную рану, — и воткнулся в плечо, дойдя до ключицы.
Меч черного жреца со звоном упал на палубу.
Второй удар Кентона пришелся на шею. Голова Кланета, срубленная с плеч, перелетела через фальшборт и упала в море. Лишь мгновение обезглавленное тело стояло неподвижно, кровь била фонтаном из обрубка шеи. А затем оно повалилось.
Но Кентон больше не видел ни своего заклятого врага, ни солдат с биремы. Он нагнулся над Шарейн, подхватил ее на руки.
— Возлюбленная моя! — Он целовал ее бледные губы, опущенные веки. — Вернись ко мне!
Ее глаза распахнулись, тонкие пальцы коснулись его щеки.
— Любимый! — прошептала Шарейн. — Я… не могу… Я… буду ждать…
Ее голова упала на грудь.