— Соломончик! Дорогой мой! Душа родная! Только без истерик, побереги сердечко. Ведь как чувствовала моя упругая попка быть беде. Ей Богу, прознали паразиты про тайник! Скорее проверяй, а уж затем в полицию и только в неё, — плаксиво запричитал женский голосок.
И Соломон Израилевич в полубредовом состоянии, обливаясь градом пота, с трясущимися руками принялся освобождать вход к тайнику. С ужасом и глазами навыкат Соломон Израилевич с третьей попытки подцепил шляпку и открыл крышку. Все свёртки казалось, были на месте. Немного придя в себя, Соломон Израилевич стал поочерёдно их извлекать и проверять. Две шкатулки так же были целы и невредимы, а три мешочка которые уже не входили на расстояние вытянутой руки, и чтобы их извлечь, нужно было тянуть их за верёвочку, так и они были там в глубине. Их Соломон Израилевич даже не стал вытягивать. Лишь подёргал за верёвочку, убедившись, что на другом конце её имеется то, что надо. Соломон Израилевич сел на пол и с облегчением вздохнул. Фу ты бля! Надо же такому померещиться. Так срочно в кровать и спать! Скрыв тайник, Соломон Израилевич кое-как добрёл до кровати и рухнул на неё. Морозило, а потому укрылся и только закрыл глаза как опять.
— Ну что ты Соломонушка, дорогой ты мой человечек, мешочки на верёвочке-то не проверил! Неужели же постеснялся или поленился? А зря! Естественно эти жулики из-за стены всё сразу хапать не стали. Я бы на их месте поступила точно так же. Помаленьку бы тащила из самых дальних мест. Так оно менее всего заметно и дольше не вскроется. А когда вскроется они уже туту. На другом неизвестном адресе, — ещё более участливо пыхтел женский голос.
И снова повторение не такого, уж лёгкого, как казалось бы процесса. Процесса с передвиганием и поднятием комода, отрыванием плинтусов и оттягивания линолеума. И это всё как в лихорадке трясясь, а в один момент даже в глазах помутнело. Вот они любимые мешочки, извлечены! Бережно, несмотря на тряску в руках, Соломон Израилевич выкладывает содержимое на пол, и под светом настольной лампы просматривает. Вроде бы всё цело. Это же надо, какая собака! Что со мной творится то! А меж тем уже в жар кинуло Соломона Израилевича, и кое-как завуалировав тайник, прежде чем обрушиться на кровать, открывает он окно. Пять минут спокойствия. Вроде дела налаживаются. Кажется, вот-вот заснёт Соломон Израилевич. И снова!
— Нет, ну ты прости меня конечно дорогуша Соломон Израилевич, однако я ещё ни разу в своей жизни не ошибалась! Камешки-то, камешки из Таиланда контрабандой тобой ввезённые по возвращению с отдыха в собственном желудке. Можешь ли ты, поручится, что видел их сейчас в одном из мешочков. Дело тебе говорю. Свистнуты камешки. Тю-тю! Нету больше камешков. Хоть и немного их было, а жалко! — продолжал доставать женский голос.