– Не обращай на нее внимания, – сказала левая близняшка. Прильнув к Тахиону, она куснула его за шею и запустила руку под стол.

– Эй, в чем дело? Куда подевался твой стояк?

– Прошу прощения, – хмуро сказал Тахион.

На сцене Космос и Хаос жонглировали топорами, ножами и мачете, и зеркала преумножали этот сверкающий каскад. Под рукой у Тахиона была бутылка коньяка, по бокам – прекрасные, доступные женщины, но по какой-то неведомой причине его настроение испортилось. Вечер перестал быть приятным. Наполнив стакан до краев, Тахион вдохнул дурманящие пары спирта и вновь пробормотал:

– Счастливого Рождества.

В сознание его вернул сердитый голос Мэла. Тах неуверенно оторвал голову от зеркальной поверхности стола и, моргая, уставился на свое красное, опухшее отражение. Жонглеры, близняшки и все посетители давно ушли. Щека была липкой – Тах спал в лужице пролитого коньяка. Он смутно помнил, что близняшки развлекали его, стараясь расшевелить, а одна даже забралась под стол, но ничего из этого не вышло. Затем появилась Ангеллик и прогнала их.

– Тахи, иди спать, – сказала она.

Мэл изъявил желание отнести его в кровать, но Ангеллик не разрешила.

– Не сегодня, – сказала она. – Ты же помнишь, какой сегодня день. Пускай тут спит.

А вот когда у него получилось уснуть, Тахион не помнил.

Голова раскалывалась, а от криков Мэла становилось только хуже.

– Срать я хотел на то, что тебе обещали, ублюдок! К ней я тебя не пущу! – орал вышибала. В ответ ему раздался чей-то тихий, спокойный голос. – Да получишь ты свои деньги, но не более! – рявкнул Мэл.

Тах огляделся. В зеркалах смутно отражались причудливые формы; в тусклом утреннем свете отражения накладывались на отражения – прекрасные, ужасные, бессчетные, его дети, его наследники, результат его ошибок, целое море джокеров. Тихий голос произнес что-то еще.

– Поцелуй мою джокерскую задницу! – воскликнул Мэл. В кривом зеркале его тело выглядело изогнутой палкой с головой размером с тыкву, и Тах улыбнулся. Мэл кого-то толкнул и потянулся за спину, за пистолетом.

Отражения и отражения отражений, узкие тени, широкие тени, круглолицые и тонкие, черные и белые – все разом зашевелились, и клуб наполнился шумом. Раздался хриплый крик Мэла и грохот выстрелов. Тах инстинктивно метнулся в укрытие, ударившись лбом об угол стола так, что брызнули слезы. Он свернулся клубком на полу, глядя на бесчисленные отражения ног, пока вокруг разворачивалась оглушительная какофония. Стекло билось и осыпалось на пол, зеркала взрывались фонтанами серебряных осколков, которые не под силу было бы поймать даже Космосу и Хаосу. Темные осколки впивались в отражения, откусывали целые куски от кривых теней. На разбитые зеркала брызгала кровь.