– Полагаю, деталей мне от тебя не узнать? – склонила чуть набок голову Аннабет.

«Вам обязательно надо поговорить, – тут же вспыли у меня в памяти слова отца. – Тебе потребуется помощь, прежде чем все будет сказано и сделано». А следом за тем я подумал о Сэм и ее семье, множество поколений которой привлекало внимание богов. Рэндольф мне намекал, что и мы такие же.

– Я еще вот почему не хотел тебя подвергать опасности, – принялся объяснять я Аннабет. – Надеялся, что ты станешь для меня связью с обычным миром.

Она, уставившись на меня, звонко расхохоталась.

– Ты даже не представляешь, насколько это смешно. Знай ты хоть в общих чертах, какая странная у меня жизнь…

– А я как раз здесь и с тобой ощущаю себя нормальным, как никогда за последние годы. После всех этих безумных ссор наших родителей, глупых обид и многолетнего отчуждения я надеялся, что хоть у нас с тобой может наладиться.

Лицо ее посерьезнело.

– Если ты о такой нормальности, то я за. – Она протянула мне руку. – За кузенов Чейз и улучшение их отношений.

Мы обменялись рукопожатием.

– А теперь вот валяй рассказывай, – потребовала она. – Обо всем, что с тобой случилось. Молчать, разумеется, обещаю. А может, даже смогу и помочь. И уж поверь: каких бы я странностей от тебя ни узнала, моя жизнь все равно гораздо дичей, и твоя по сравнению с ней покажется отдыхом в тихом пригороде с фруктовыми садиками.

Передо мной, как конспект, пронеслась череда всего, что я пережил за последние две недели. Смерть и возрождение. Рыбалка на Мирового Змея. Битва с великанами. Бегство от монструозной белки мужского рода. И наконец, битва с Волком Фенриром.

– Может, поспорим? – азартно глянул я на кузину.

– Да на что хочешь, – мигом приняла вызов она.

– Я тут знаю неподалеку отличную фалафельную. Проигравший оплачивает обед.

– Ставки приняты, – улыбнулась она. – Ну, послушаем, что ты там натворил.

– Э-э, нет, – возразил ей я. – Раз уж ты уверяешь, что твоя жизнь интересней, тебе и рассказывать первой.

Эпилог

Эпилог

Со времени похорон племянника Рэндольф лишился сна.

Каждый день он наведывался в фамильный склеп, надеясь там уловить хоть какой-нибудь знак или стать свидетелем чуда. Отчаяние терзало его до такой степени, что он то и дело разражался потоком искренних слез, но были они не по Магнусу. Рэндольф оплакивал собственную потерю. И терзался сознанием, что утраты уже не вернуть.