Привал и первый ночлег было решено организовать прямо в этом ответвлении.

На газовой горелке вскипятили воду и заварили вермишель быстрого приготовления. Потом запили свой ужин пакетированным чаем. Никто не жаловался и не возмущался. Все понимали, что идти придется долго. Поэтому скудность пищи была вынужденной необходимостью.

У Беса, как будто бы он предвидел пополнение в рядах, оказался один запасной лежак, правда, запасного спального мешка не нашлось. Но в помещении было достаточно тепло, и Леонид Васильевич, отужинав последним из Анниной миски, собрался было расположиться на ночлег, однако, спокойно это сделать возможности не представилось. Решив не рисковать, компания гопников связала ему руки и ноги, стянув их между собой за спиной у полковника. Неудобно — зато безопасно.

Посидев еще немного у бледного огонька горелки и поострив по поводу их спуска, компания все же решилась поспать. Хоть оставаться в полной темноте и без дежурного было страшно, все же решили лечь прямо так. Единственное — загородили вход своими рюкзаками, примостив на самый верх железный котелок с кружками в качестве сигнализации.

Всем было неуютно и страшно. Полная темнота, мгновенно сковавшая их без синенького живого огонька горелки, давила на людей всей тяжестью горы, вжимала в лежаки, сдавливала воздух в легких. Люди тонули в ней, растворяясь и становясь с ней одним целым, тяжелым и одновременно легким ничем. И вот уже не ты всматриваешься в расплывающуюся белыми кругами перед глазами черноту, а она смотрит на тебя и что еще ужасней в тебя, а через мгновенье, она следит за происходящим твоими собственными глазами, став тобой.

Но тяжелей темноты оказалась полная тишина. Пока шли по коридорам этого не замечали, потому что болтали, шуршали, топали и смеялись. Но сейчас в молчании, каждый ощутил как вокруг тихо и понял, что вообще значит слово «тихо». Когда все звуки исчезли, и люди, перестав крутиться, наконец-то заняли удобные места, а дыхание у них успокоилось, сменив дневной темп на медленные и глубокие вздохи, то до слуха людей стали добираться непонятные звуки, которые раньше никто и не замечал. Звуки, которые производили их тела, постоянно сопровождающие их в течение всей жизни. Пульсация крови в сосудах, буханье сердца, тихие урчания в животах, дыхание, казавшееся громким, как работа насоса.

Донимало сознание и постоянное ожидание чего-то нехорошего. Глупое ожидание беды. Что сейчас что-то произойдет. Что раздастся какой-нибудь звук, шорох, или глаза, всматривающиеся в темноту, что-то увидят, страшное, невероятное. Но, ни чего не происходило. А усталость от длинного перехода все же взяла свое. Сон пришел. Дерганый, нервный. С несвязными бормотаниями и вскрикиваниями, но это был сон.