Один раз проснулись от громкого визга. Кричала Анна. Когда Миха зажег свой фонарь, и показавшийся ослепительным свет бледных диодов разорвал темноту, то все увидели, что девушка, забравшись на один из порогов и вжавшись спиной в стену, сидит, закрыв руками лицо. Ее била сильная дрожь, а ноги беспрерывно двигались, как будто бы она пыталась что-то оттолкнуть или старалась стряхнуть кого-то с себя.

Моня подскочил к ней, накинул шерстяное одеяло и попытался обнять, но Анна, будучи еще не в себе, жестко оттолкнула его. Парень по инерции, чтобы не упасть, отошел на пару шагов назад. Девушка же, постепенно приходя в себя, просто уткнулась головой в одеяло и зарыдала. Моня обнял ее еще раз и вскоре всхлипывания прекратились.

— Просто приснилось, — прошептала, успокоившись, девушка. — Дурной, скользкий сон. Мерзко тут. Давит все.

Каждый безмолвно согласился с ней. Тяжело было всем.

Проснувшись и перекусив бутербродами с сыром, компания разобрала импровизированный завал и пошла дальше. Точнее поплелась дальше. Вчерашний длинный переход дал о себе знать. Мышцы ныли. Ноги отказывались слушаться. Приходилось чаще останавливаться. Да и обувь, новая и не обношенная натирала ступни.

Вместе с усталостью и болью в натруженных телах, к людям пришла злоба. Леонид Васильевич пару раз получил увесистые удары по спине от Мони. Тому показалось, что полковник слишком медленно переставляет свои ноги. Вот и получил. Анна же сорвалась на самого Моню. Так, просто, из-за того, что он донимал ее расспросами о ночи. На что девушка лишь ответила, что что-то скользкое пыталось на нее забраться. Моня решил уточнить, что это было, и получил разнос и за их поход, и за мента, понукаемого им, и вообще за все невзгоды и переживания.

Ярусы сменялись все с той же частотой. И все так же становились краше и интереснее. Этаже на десятом на стенах стали появляться рисунки. Сначала полустертые и замыленные они к концу яруса стали четче. И изображения на них уже не вызывали сомнения, что же там нарисовано. Взглядам людей открывались весьма странные картины. Были там и горы. Были и звезды. Солнце, почему-то везде отсутствовало. Лишь ночные пейзажи. Люди, воздевающие руки к ночному небу и преклоняющие колени перед горой. Не той ли горой, в которой блуждают они?

Леонид Васильевич заметил, что с появлением рисунков, сопровождающие его гопники о чем-то задумались, каждый о чем-то своем, личном, но по общему настроению, казалось, что это личное их очень сильно объединяет. Общее уныние охватило компанию. Шли молча, разглядывая вздымающих к небу руки людей.