Он постучал еще раз, и листочки снова разошлись.

– Сильно?

– Когда стучите, градусов на сорок пять.

– Пойдет, большего и не добьешься.

Из кармана охотничьей куртки он вытащил пакетик с известковым порошком и высыпал горстку на землю.

– Я буду ходить. А вы стойте на месте и говорите, насколько они разошлись.

Постукивая камертоном, он зигзагом обошел грушевое дерево, а она озвучивала: десять градусов, тридцать, пять, двадцать, не двигаются. И когда золотые лепестки раздвигались по максимуму, образуя угол в сорок градусов и больше, он насыпал еще горстку. В конце концов дерево окружил неровный эллипс из белых точек. Мужчина вытащил записную книжку, зарисовал и точки, и дерево, потом забрал электроскоп у нее из рук.

– Вы что-то искали?

– Нет, – ответила она. – То есть да.

Неожиданно она заметила на его лице мимолетную тень улыбки.

– В суде ваш ответ не посчитали бы удовлетворительным.

Она бросила взгляд на пустынный склон, которому вечернее солнце придало металлический отблеск: скалы, иссушенные жарой сорняки, пара деревьев и сад. Чтобы сюда добраться, нужно было проделать немаленький путь.

– Так и вопрос не из легких, – попыталась улыбнуться она, но разревелась.

Потом об этом пожалела и извинилась.

– За что? – не понял он.

Впервые ей пришлось столкнуться с его теорией «задай следующий вопрос» на практике. Это выбило из колеи. Как и всегда. Эффект мог оказаться лишь сильнее.

– Ну… обычно так явно, у всех на виду, выражать эмоции как-то не принято…

– Вы ведь выражаете. И кстати, не знаю, у кого не принято.

– После ваших слов я теперь тоже, наверное, не знаю.

– Тогда давайте правду. Какой смысл бродить вокруг да около? Все эти: «а вдруг он решит…», «а вдруг он подумает…». Вы скажите, а я уж подумаю то, что подумаю. Или, если хотите, спускайтесь вниз, только молча.