Он сорвал с пояса Спиро кроликов, вошел в дом, вынес оплетенный кувшин с вином, стоявший под раковиной и потому не пострадавший.
— Держи, Коста, — сказал он, — и не слишком напивайся сегодня. — И он подал кувшин измазанному смолой рабочему. — Завтра понадобится твоя помощь.
Худущий семилетний пацан в больших армейских штанах, обрезанных выше колен и подвязанных на тощем животе ржавым тросом, приставив ладонь ко лбу, смотрел на них против солнца.
— Отнеси это своей тетке. — Панос протянул ему кроликов. — Если сам не наешься, так хоть глисты в пузе станут жирнее.
Глаза мальчишки широко раскрылись. Он живо схватил кроликов — и только его и видели.
К Спиро вернулся дар речи.
— У нас дом развалился, а ты еще раздаешь последнее, что осталось?
— Парочка подарков, только и всего, — ответил Панос и стиснул его загривок. — Тебе что, тоже захотелось вина и жареных кроликов?
Спиро скосил глаза на дом:
— Какая тут еда. Мне тошно, хуже, чем в шторм.
— И что теперь? — Панос поднял ракушку и большим пальцем очистил ее от крошек штукатурки. — На этом острове у нас и так почти ничего не было, а теперь Она забрала и последнее. Хотя поп и молится за нас Кириосу Иисусу, может, правы пастухи.
— А ты что, тоже считаешь, раз Кириоса Иисуса похоронили не в земле, а в каменном гробу, его тело не может сделать землю обильной?
Панос пожал плечами:
— На земле растут кактусы и терновник, но ведь апельсины с оливками и помидоры тоже растут. Я просто хочу сказать, что, если уж Госпожа показывает нам норов, нужно думать о других, иначе горе лишит нас последних сил. Ну что ты плачешь, Пиопа? — Он отдал сестре ракушку и слегка притянул ее к себе. — Вдова Мардупас пошла собирать оливки на масло, и ее быстрые пальцы не остановит никакое землетрясение. Когда ты была маленькой, ты всегда смеялась рассказам этой мудрой женщины. Пойди-ка помоги ей, и, может быть, вечером ты вернешься домой с улыбкой. — Он кивнул в сторону дороги. — Пойдем, — сказал он Спиро.
Узенькая улочка, по которой они шли, была зажата между гранитом и красным мрамором. Ослики, таскавшие на себе хворост и овощи между портовым городком Адамасом и старым городом, носившим название Плака, завалили желтую пыль навозом, частью высохшим, частью еще дымящимся. Террасированные склоны по обеим сторонам, два месяца назад бурые, уже зазеленели. Сначала братья шли по асфальту; потом дорога вырвалась из прохладной тени обрывов на палящее солнце, и горячая щебенка стала больно жалить босые ступни. Тогда они сошли в меловую канаву вдоль дороги, и скоро ноги их до колен покрылись белой пылью.