Неожиданно двери смежного зала распахиваются, и на пороге оказывается девушка. Мертвенно бледная, худощавая девушка в белой накидке с босыми ногами.

Заплетающимся шагом она бредет вперед, покачивается, едва не падает, но каким-то чудом удерживает равновесие. Ее светлые волосы мокрые, как и накидка. Глаза огромные, испуганные, налитые таким диким страхом, что даже у меня перехватывает дыхание.

В зале повисает тишина. Люди наблюдают за незнакомкой, а она внезапно падает, не сумев побороть слабость, прямо перед Ариадной. Ари не двигается, сверху вниз глядит на хрупкое, костлявое создание, корчащееся на полу, и молчит.

Внезапно помещение наполняют звуки виолончели. Я ничего не понимаю. Смотрю в глаза Норин, но вдруг понимаю, что в них застыли слезы. Что происходит? Кто это?

И когда я собираюсь потребовать ответа, девушка начинает петь. Петь так, как я еще никогда в своей жизни не слышал. Ошеломленно перевожу взгляд на незнакомку и тут же покрываюсь сотней мурашек, которые забираются под кожу и заставляют внутренности в волнении дрожать и звенеть, будто тонкие стекла. Я невольно подхожу ближе. Наблюдаю за тем, как девушка поет, слышу, как чист и звонок ее голос. И не понимаю, почему она до сих пор не поднимается на ноги. Ей плохо? Что с ней? Почему ее лицо застилают слезы, а руки трясутся, как и все тело? Почему она не бежит, не пытается уйти? Не понимаю. Меня одолевают странные, горячие чувства. Я не вижу угрозы, никто не подходит к незнакомке и не пытается причинить ей вред. Но, в то же время, я ощущаю рьяное желание спасти ее.

— Что происходит? — Наконец, спрашиваю я, посмотрев на Норин.

Женщина быстрым движением смахивает со щек мокрые полосы и поджимает губы.

— Это сирена.

— Кто? — Мои брови удивленно взлетают. — Сирена?

— Да. Сирены — морские существа. Ты, наверняка, о них слышал.

— Слышал, но…

— Она умирает. — Норин запинается и тупит взгляд в пол. Что это значит? Как это она умирает? Я смотрю на незнакомку, потом опять смотрю на Монфор и хмурюсь.

— Но она ведь поет. Как это вообще возможно?

— Она не поет, Мэттью.

— Но что она тогда делает?

— Сирены — необычные существа, умирая, они издают… издают нечто подобное. — Я в недоумении пялюсь на женщину, а девушка поет все громче и громче! И пение ее терзает, заставляет взлетать и падать. Чувствовать благоговение и ужас. — Для нас это музыка. Для нее — предсмертные крики.

Оторопело я перевожу взгляд на сирену и срываюсь с места. Я иду к ней все быстрее и быстрее, и я вдруг думаю, что спасу ее, помогу ей. Но как только я оказываюсь в первом ряду, лазурные глаза сирены в ужасе распахиваются. И девушка, порывисто схватившись тонкими пальцами за горло, падает навзничь, столкнувшись головой с мраморным полом.