Пошире раскрыла форточку. Мало; распахнула раму настежь. Была довольно холодная весенняя ночь, сырой ветер гонял облака, то открывая звезды, то снова их заволакивая. Сашка стояла коленями на подоконнике, глубоко дышала и чувствовала, как ветер пробирается под ночную сорочку. Холод — это замечательно, это отрезвляет. Сашка — человек.

— Я человек. Но я глагол, — сказала она вслух.

Объяснить это было невозможно. Сашка, проучившаяся почти два года, пережившая распад и воссоздание, измененная и изменившаяся, принимала свой новый статус не умом и даже не интуицией.

Она была, длилась, располагалась в пространстве и времени. Она готовилась прозвучать.

Реализоваться.

Розовый телефон лежал на столе. Сашке захотелось выключить его. А лучше — бросить вниз, на булыжник. Пусть разобьется. Пусть вылетит аккумулятор. Пусть навсегда погаснет дисплей.

— Не могу, — сказала она шепотом. — Нельзя. Нельзя!

Темный вихрь пролетел по рваному, в тучах, небу. Сашка отпрянула; напротив, на склоне черепичной крыши, угнездилась тень и закрыла звезды, подобно туче.

— Сашенька, а что же вы не спите так поздно?

Она двумя руками уцепилась за подоконник.

х х х

— Спокойнее. И подальше от фонарей, зачем нам эти сенсации… У нас сорок минут, не будем тратить время на раскачку.

Холодный ветер забивал дыхание. Внизу лежала весенняя Торпа, по улицам, как по рекам, растекался туман, и огни фонарей становились все более мутными.

— За мной… Не надо спешить. Спокойнее. И не забывайте дышать, вы не в воду нырнули…

Они приземлились на крыше семиэтажки. Туман заливал первые этажи и подбирался к вторым.

— Не замерзли?

— Н-нет.

— Саша, я хочу, чтобы вы знали: это не столько учеба, сколько, э-э-э… адаптация к сложившимся условиям. Как говорит наш общий знакомый, нельзя требовать невозможного, а вам, в вашем нынешнем состоянии, просто необходима разрядка… реализация… Но я, как ваш педагог, категорически запрещаю вам проделывать то же самое в одиночку. И этот запрет остается в силе!

От Торпы остались одни только крыши, плывущие над ватной поверхностью тумана.

— Саша, мы ценим вас, вашу работоспособность и вашу порядочность. Мы понимаем, как вам трудно. Вы ведь не дадите нам повода… огорчиться, правда?