— Дружелюбие невозможно доказать. Его можно только испытывать. Самое откровенное уважение и благодеяние зачастую проявляется под влиянием обстоятельств и легко может измениться на противоположное.
— В том числе твое?
— Вы уже нанесли нашему делу немалый ущерб. — Фирзаил выразительно повел бровью на тела в углу, — но сердиться на вас за это я не могу и не хочу. Тем более что с вами пятый Камертон, а это искупает любые неудобства, если только вы послушаетесь голоса разума и примете нашу сторону.
— Пока что мы не уверены в целесообразности таких инвестиций.
— Инвестиции — вложение средств с целью последующего извлечения прибыли, — подал голос позабытый Чарли, не отрываясь от созерцаемой им точки в полу. — На прошлой неделе вычитал в календаре эрудита.
— Именно так, Чарли. Ты в порядке?
— Я думаю, Мейсон.
— Не надорвись. Я скоро.
Так уж прямо скоро не получилось. Стиви пожертвовал мне армейские ботинки «Бейтс», всего на полразмера не дотянувшие до родного двенадцатого, впрочем, лучше такие, чем мои расхристанные в лоскуты «казаки». Кроме того, я позаимствовал у него разгрузочный жилет со специальными кармашками для патронов к дробовику, набитыми уже полюбившимися желтенькими, и не удержался, чтобы не отцепить набедренную кобуру с раритетным по нашим временам пистолетом LAR Grizzly. Не уверен, что Стиви был хорошим человеком, для этого на его туше было слишком много мрачных байкерских татуировок, но его выбор оружия заставил проникнуться к нему посмертной симпатией. Затем пришлось прогуляться вниз и подвергнуть поруганию Лесли. От него мне достался застиранный до невыразительной блеклости, зато пришедшийся почти впору кадпат с карманами, наполненными жвачкой и сигаретами. Курить, говорят, вредно, — парню повезло, что не дожил до рака. Вот теперь я со всей определенностью стал похож на человека — хоть кому захочется спрятаться. Выгреб жалкое содержимое карманов, оставшихся на моей бессрочно сохнущей одежде. Из фляжки глотнул — ну, разумеется, спитой чай, хотя с учетом долгого времени хранения в нем завелась альтернативная форма жизни, на вкус гнилостная, на вид подобная плесени, пришлось энергично отплевываться и даже, унизительно опустившись на четвереньки, отхлебывать из ближайшего бассейна, чтобы забить отвратительные ощущения на языке. Повезло еще, оно ведь могло и получше развиться, и выскочить, и напинать под седалище. Все-то меня норовят обидеть: кто не делом, тот словом, которые лишены дара речи, те смотрят косо, норовя оскорбить хотя бы таким неявным способом, и еще объегорить норовят, как те эльфы да Хранители. На очную бы ставку их выдернуть, но некое шестое чувство подсказывает, что ничего хорошего из этого не получится, еще и нас самих позашибает разлетающимися фрагментами доводов.