– Не надо. Постой тут, чтобы никто не проскочил. Мы быстро… наверное.

– А я чего? – Чарли определенно заволновался. – Что там затевается?

– А ты, Чарли, хороший парень и врать совершенно не умеешь. Поэтому, если вдруг чему суждено случиться, твоя лучшая позиция – «я ничего не видел». Поверь, дружище, так будет правильно.

– Ну… – Барнет замялся. – Знаешь, Мейсон, я с мамой говорил по телефону.

– Как будто сегодня и без того ужасов мало.

– Да нет, она не… Она не ругалась. Вообще. Даже на тебя. Прикинь, она плакала. Я за всю жизнь такого не видел. Ну, на похоронах она слезу изроняла, а тут вдруг раз…

Да уж, такая перемена будет почище геополитических преобразований. Миссис Барнет, чье духовное животное – цистерна с пропаном, рыдает в трубку! Я-то в душе надеялся на нее как на последнюю линию обороны. В том виде, в каком я ее помню, она смогла бы пару недель отлаиваться от всей китайской армии.

– Поедешь к ней?

– Поеду, конечно. Вы тоже приезжайте. Я тебе адрес пришлю, когда доберусь. Это я к тому, что я ни в какие дела не полезу, ты не волнуйся.

– Вот и ладненько. Вы, серьезно, посматривайте тут, чтобы лишние люди не совались. Нам перетереть надо, а потом сразу вернемся. По-моему, Редфилд всерьез нацелился этого червяка сожрать.

– А тебе жалко? – хмыкнула ниндзя.

– Конечно, жалко. Вдруг он вкусный? Я тоже хочу попробовать. Да и всему поселку хватит на будущую зиму – он же червяк, костей нет, сплошная мякоть.

Оставив караульных, я припустился следом за ушедшими вперед. Толковище собралось у подножия Зияния, неподалеку от нашего перевернутого «Юкона». Вот и славно – далеко от входа, никто не разглядит. Проходя мимо мертвого китайца, нагнулся и вытащил из его кобуры пистолет. На ходу проверил магазин – почти полный, патронник – загружен, снял с предохранителя и опустил руку вдоль туловища, чтобы совсем уж нагло не размахивать.

Раз уж не удалось проскочить тихой сапой, будем ставить точки.

16

16

Денниса и Мика я догнал первыми.

– Семь человек, – нехотя выдавил комендант. – Можете себе представить? Семь моих человек – насмерть. Раненых не считаю. И солдаты еще. Чего ради?

– Маршаллов посчитал?

Гламберг застонал.