— Да, не думаю, что они есть.

— Приемные родители и все такое, полагаю. Сегодня бедняжки-сироты обретают настоящие семьи, — сказал Монтгомери.

Майкл просто кивнул. Неожиданно младенец Монтгомери стал тяжело вставать на ноги, теряясь в собственной одежде, его детская головка тонула в широченном воротнике. Собеседование было окончено.

— Я позабочусь о том, чтобы вам приготовили завтра соответствующий Дню благодарения обед. После этого вы, по существу, получите отель в свое распоряжение. Персонал разойдется по домам, к своим семьям. Мы, Монтгомери, останемся в своих апартаментах на два последующих дня, по завершении этого времени я предполагаю просмотреть ваш полный отчет.

— Разумеется.

Монтгомери медленно обходил свой огромный стол. Казалось, он протягивает один рукав. На долю секунды Майкл испугался, решив, что тот протягивает ему свою ладонь, ведь эти детские ручки были так коротки, что Майкл ни за что бы не нашел ладошки, затерявшейся в огромных складках пиджачного рукава.

— И еще кое-что. — Младенец зевнул, его глаза слипались. А ведь ему пора спать, подумалось Майклу. — Каждый остающийся предмет мебели должен подходить отелю. Это очень важно, чтобы вещи соответствовали, находили надлежащее место. Я нанял вас, потому что вы, по общему мнению, разбираетесь в этом.

— О да, сэр.

Младенец спрятал голову в огромный воротник и засеменил неровной походкой спать.

Майкл предпринял долгий, беспорядочный послеполуночный обход этажей «Морской арфы», чтобы получить предварительное впечатление о гостинице. Он отнюдь не возражал против работы по ночам. Обычно он и так не засыпал до трех или четырех часов утра. Никаких особых причин для бессонницы у него не было — просто его разум не сразу был готов ко сну. И у него не было жены или детей, которым он досаждал бы своей бессонницей.

Стены вестибюлей и фойе «Морской арфы» были заполнены произведениями искусства. Он насчитал изрядное количество картин британских художников в стиле немецкого романтизма. Майкл имел некоторое представление об изобразительном искусстве, но понимал, что ему придется пригласить кого-то еще для надлежащего определения стоимости произведений: Рейнольдса из Бостона или, возможно, Дж. П. Джейкобса из Провиденса, хотя Джейкобс частенько бывал несколько более оптимистичным в своих оценках, чем следовало бы, на взгляд Майкла. А Монтгомери захочет умеренной оценки, и чем скромнее она будет, тем лучше. Так что, наверное, придется звать Рейнольдса. Для Рейнольдса это будет настоящий праздник: наверняка он обрадуется оригинальным рисункам и превосходным гравюрам Ретча. А еще его ждут славные небольшие скульптуры, которые, в этом нет сомнений, Рейнольдс сможет атрибутировать, — если, конечно, они того стоят. Статуэтки выглядели вполне симпатично, но Майкл в них не слишком разбирался. Темы, похоже, самые что ни на есть классические: Венера и Купидон, Венера и Меркурий, смерть Леандра. И несколько маленьких фигурок детей. Купидоны, несомненно. Но лица такие истертые. Без всякого выражения, словно их долго держали под водой.