Так что угроза, о которой предупреждала интуиция, заключалась в другом.
Дальнейшие раздумья скоро все прояснили. Младший сел, охваченный тревогой.
Двумя неделями раньше, в больнице Спрюс-Хиллз, его как магнитом тянуло к наблюдательному окну в палате новорождённых. А потом, стоя у окна, он вдруг почувствовал безотчётный страх, едва не лишивший его разума. Должно быть, благодаря шестому чувству осознал, что этот загадочный Бартоломью
Младший отбросил одеяло, спрыгнул с кровати. В двух парах трусов закружил по номеру.
Наверное, он не смог бы выстроить всю цепочку умозаключений, если бы не был верным последователем Цезаря Зедда. Если общество побуждало людей не придавать особого значения интуитивным догадкам, считая их алогичными и даже параноическими, Зедд указывал, что в основе интуиции лежит животный инстинкт, что благодаря ей людям может открыться истина.
Бартоломью не просто имел какое-то отношение к младенцам. Бартоломью
Серафима Уайт уехала в Калифорнию, чтобы родить там ребёнка и избавить родителей от позора.
Покидая Спрюс-Хиллз, Младший думал, что увеличивает расстояние, отделяющее его от смертельного врага, выгадывает время для организации его планомерного поиска, если телефонный справочник округа не позволит выявить Бартоломью. А вместо этого сунулся в пасть льва.
Детей незамужних матерей, особенно умерших незамужних матерей, отцы которых, священники, не хотят подвергаться публичному унижению, обычно ждёт усыновление. Поскольку Серафима родила здесь, ребёнок будет усыновлён, более того, наверняка уже усыновлён семьёй, проживающей в регионе Сан-Франциско.
Пока Младший кружил по номеру, страх уступил место ярости. Он хотел покоя, искал возможности стать всесторонне развитой личностью. И на тебе! Несправедливость случившегося выводила его из себя. Душа требовала отмщенья.
Привычная всем логика утверждала, что младенец двух недель от роду не может представлять собой серьёзной угрозы взрослому мужчине.
В принципе, Младший не отрицал этой самой привычной всем логики, но в данном случае ставил выше мудрость философии Зедда. Его страх перед Бартоломью, его идущая изнутри враждебность к ребёнку, которого он никогда не видел, не подчинялась логике и не могла объясняться паранойей. Следовательно, речь шла о животном инстинкте самосохранения, который никогда не давал осечки.
Младенец Бартоломью здесь, в Сан-Франциско. Его надо найти. От него нужно избавиться.
К тому времени, когда в голове у Младшего созрел план, как обнаружить ребёнка, он так разгорячился от злости, что даже вспотел, а потому стянул с себя вторые трусы.