Скорее всего пассажи преподобного Уайта были переполнены сентиментальностью и иррациональным оптимизмом, которых с избытком хватало в картинах дочери, поэтому Младший не стремился узнать название радиопрограммы, чтобы обратиться туда с просьбой прислать запись проповеди.
Он уже собрался отправиться на поиски канапе, когда кто-то из гостей, разговаривавших с дочерью священника, упомянул Бартоломью. Ухо Младшего выхватило из вопроса только имя.
— О, да, — ответила Целестина Уайт, — каждый день. Сейчас я работаю над несколькими картинами, на которые меня вдохновил Бартоломью.
Младший не сомневался, что она вела речь о портретах этого незаконнорождённого мальчишки, с большими коровьими глазами, окружённого щенятами и котятами — иллюстрациями для дешёвых календарей, а не картинами, опасными для здоровья диабетиков, которыми следует украшать галерейные стены.
Тем не менее Младший затрепетал, услышав имя Бартоломью. Ведь Целестина говорила о том самом Бартоломью, который до смерти напугал его в кошмарном сне, который угрожал его деньгам и будущему. Но, к счастью, жить этому маленькому паршивцу оставалось совсем ничего.
Придвинувшись к Целестине, чтобы лучше слышать разговор, Младший вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову, увидел антрацитово-чёрные, птичьи глаза на худом, удлинённом лице тридцатилетнего мужчины, тощего, словно оголодавшая за зиму ворона.
Их разделяло пятнадцать футов, заполненных посетителями вернисажа. Однако внимание незнакомца встревожило Младшего.
Тревога только усилилась, когда внезапно он понял, что этот мужчина совсем не незнакомец. Он уже видел это лицо, оно ассоциировалось с какой-то неприятной ситуацией, но какой именно, вспомнить не удавалось.
Нервно дёрнув птичьей головой, мужчина отвернулся и быстро растворился в толпе, хрупкий кулик среди толстых чаек.
Когда мужчина поворачивался, Младший заметил, что у него под плащом: белая рубашка, галстук-бабочка, чёрные атласные лацканы смокинга.
В голове вдруг зазвучало пианино, на котором наигрывали мелодию «Кто-то поглядывает на меня». Ну конечно, то был пианист из элегантного бара, где Младший обедал в свой первый вечер в Сан-Франциско. И ещё бывал там пару-тройку раз.
Музыкант определённо узнал его, чего Младший никак не мог ожидать, учитывая, что они ни разу не разговаривали, а за последние три года через бар прошли тысячи людей.
Более того, пианист таращился на него с неподдельным интересом, хотя они не знали друг друга. А когда Младший отреагировал на его взгляд, быстро отвернулся, стремясь избежать дальнейших контактов.