— Нет, вот ты, — Ангел указала на перечницу.

— Видишь ли, есть одна забавная особенность во всех тех случаях, когда мы принимаем важные решения. Если мы делаем неправильный выбор, если мы действительно поступаем неправильно, нам даётся шанс и дальше идти по правильному пути. В тот самый момент, когда по глупости я ступил на мостовую, не оглядевшись, я создал новый мир, где я посмотрел и направо, и налево и вовремя увидел приближающегося носорога. Так что…

Держа в одной руке перечницу, а в другой солонку, Том двинул их по скатерти параллельно друг другу.

— …хотя этот Том живёт с потоптанным носорогом лицом, у второго Тома, в его собственном мире, лицо самое обычное. Может, и некрасивое, но обычное.

Наклонившись, чтобы повнимательнее разглядеть солонку, Ангел спросила:

— И где же его мир?

— Прямо здесь, вместе с нашим. Но мы не можем его видеть.

Ангел оглядела комнату.

— Он невидимый, как чеширский кот?

— Весь его мир такой же реальный, как наш, но мы не можем его увидеть, а люди в его мире не могут увидеть наш. Здесь, в этом самом месте, миллионы и миллионы миров, но они невидимы друг для друга. И мы получаем шанс за шансом поступать правильно и служить добру.

Такие люди, как Енох Каин, разумеется, выбирали не между правильным и неправильным, а между двух зол. И один за другим создавали для себя миры отчаяния. А для других — миры боли.

— Теперь ты понимаешь, почему я не грустный?

Ангел вскинула глаза на лицо Тома, какое-то время изучала его шрамы, потом ответила:

— Нет.

— Я не грустный, потому что, пусть в этом мире у меня такое лицо, знаю главное: есть другой я, более того, есть множество Томов Ванадиев, у которых лицо совершенно нормальное. И там у меня все хорошо.

Девочка долго обдумывала его слова.

— Мне бы было грустно. Ты любишь собак?

— Кто же не любит собак?