— Эгей!

Маралов высовывался из крохотного оконца избушки, улыбался во весь рот. Его приятное лицо буквально сияло от счастья.

— Здравствуйте! Вот и мы! Как вы тут!

Но вопил в основном Михалыч, Товстолес произнес разве что «Уф!», и присел на землю отдохнуть. И тут новый звук заставил буквально прирасти к земле ноги ученых: громкий, очень громкий вздох в избушке. Вздох завершился тяжелым нутряным ворчанием, и кто-то очень большой завозился внутри избушки.

— Э-эээ… Неужто поймали?!

— А как же! И вот что, налейте мне чаю… Тут меня его приятели всю ночь из избы не выпускали, не мог я ему дать воды, а мой чай он выпил в два счета!

— Ваш чай?! Он вас тоже поймал?!

— Не совсем… Просто ему тоже жарко, пить хочет. Он у меня пить попросил. Дал я ему, как человеку, поделился, а он ка-ак высосет всю кружку! — У Маралова даже лицо потемнело от такого коварства медведя.

— Хорошо, вы подошли, у меня уже во рту пересохло.

Михалыч подошел к старому чайнику.

— Дмитрий Сергеевич, тут в чайнике тоже ни капли!

— Вот разбойники! Всю ночь бродили и все утро, ушли минут за двадцать до вас… И чего им мой чай покоя не дает?

— А он у вас с сахаром?

— С сахаром… Нет, это надо же! Вот гады, а?!

— Если выпил ваш чай — значит, мир?

— Мир, и кажется, мы и с ними со всеми договоримся! По крайней мере, как его зовут, и кого из людей он съел, я уже знаю.

Если мороз и пробежал по спинам опытных Товстолеса и Михалыча, они все же не подали вида.

— Я так понимаю, сейчас надо бежать за водой, поить и вас и вашего пленника…

— Нет уж, я сам сейчас сбегаю! Засиделся… Этому разбойнику (Маралов ткнул в сторону избушки) скажите… — и он ритмично зафыркал, повышая и понижая тон. — Это у них значит «здоровья тебе», или «здравствуй». С этими двумя, с Елью и Ручьем, у меня уже тоже контакт, меня они в лесу уже не тронут.

— Однако выйти к ним вы не хотели…