— Я что-то не догоняю.

— Завтра ты превратишь магазин «Аксельс Суперетт» в Храм благотворительности и тем самым подкормишь свою душу.

Эдди заметил, как толстуха начала медленно подниматься. В темноте над ее головой зазвучала печальная музыка, которая накрыла ее низкими аккордами, и женщина пропала.

Когда Гарри выбрался на улицу, девушка уже исчезла. Впрочем, так же как и мертвая собака. Выбора особого не было, и он снова отправился к Норме Пейн — больше ради компании, чем ради мелочного удовольствия сообщить ей, что она ошибалась.

— Я никогда не ошибаюсь, — сказала она, стараясь перекричать пять работающих телевизоров и столько же радиоприемников, которые были включены постоянно. — Шумновато, — признала она, — Но это единственно верный способ помешать миру духов бесцеремонно вторгаться в мою личную жизнь. Шум их расстраивает. Я вижу некую силу на Ридж-стрит, — сказала она Гарри, — так же явно, как собачье дерьмо на улице.

Гарри хотел было поспорить, но вдруг его внимание привлекла картинка на экране. По новостному каналу показывали репортера, который стоял через дорогу от магазина «Аксельс Суперетт», судя по вывеске. Из магазина выносили трупы.

— Что случилось? — поинтересовалась Норма.

— Похоже, бомба взорвалась, — ответил Гарри, пытаясь вычленить голос репортера из шума работающих телевизоров.

— Сделайте звук погромче, — попросила Норма. — Люблю катастрофы.

Но дело было вовсе не в бомбе. Ближе к полудню в битком набитом магазине вспыхнула массовая драка. Никто толком не знал из-за чего. Драка стремительно переросла в настоящее побоище. По самым скромным оценкам, были убиты не менее тридцати человек, а еще вдвое больше ранены. Репортаж, где говорилось о внезапной вспышке насилия, зародил в душе Гарри ужасные подозрения.

— Ча-Чат… — пробормотал он.

Несмотря на стоящий в комнате шум, Норма прекрасно его расслышала.

— Что навело тебя на эту мысль? — спросила она.

Гарри не ответил. Он прислушивался к обзору событий, пытаясь понять, где же находится «Аксельс Суперетт». И вот наконец: «Третья авеню, между Девяносто четвертой и Девяносто пятой улицами».

— Можешь радоваться, — сказал он Норме и оставил ясновидящую наедине с ее бренди и ее духами, сплетничающими в ванной комнате.

Линда вернулась в дом на Ридж-стрит как в последнее пристанище, веря и не веря, что найдет там Боло. По ее примерным расчетам, он был самым подходящим кандидатом в отцы ребенка, которого она носила под сердцем. Но одновременно в ее жизни был и другой мужчина, чьи глаза порой становились золотистыми, а мимолетная улыбка была такой безрадостной. В любом случае Боло в доме не оказалось. И вот она осталась — женщина знала, что так будет теперь всегда, — совершенно одна. Ей хотелось только одного: лечь и умереть.