— Погодите! — одними губами сказала она. — Вам туда нельзя!

— Нужно устроить побольше шума! — гремел за покачивающимся брезентом чей-то бас. — Отвлечь их. Тихо снимем часовых, спустимся в бункер… Правда, для этого нужен хоть один живой. Без живого ничего не выйдет…

— Есть живой, — сказал Лепешников.

Сквозь женское лицо проступали протянутые по потолку черные провода и горящая лампочка. С каждым следующим мгновением это лицо становилось невесомее, прозрачнее.

— Где сыночек-то ваш? — спросили ускользающие губы.

— В деревне остался!

Алан Маркович приподнял брезентовый край. В большой комнате висел пластами и закручивался табачный дым. Стулья были хаотично расставлены, на стене — карта, но при этом — ни единого человека. Как только он заглянул, голоса смолкли.

— Ну зачем вы? — укоризненно глянув на него, спросила медсестра. — Вы же знаете, что не всегда совпадете. Вы же еще живой! — Ей почему-то стало смешно, и она прикрыла губки ладошкой. — Теперь садитесь и ждите. Сами виноваты!

«Мы даже не знаем точно, когда они предполагают начать… — размышлял Алан, стоя перед картой и пристально ее разглядывая. — Впрочем, в деревне я видел несколько роботов: пока они там, вряд ли что-то начнется. Сколько нужно времени, чтобы от деревни на машине добраться до бункера? Полчаса. Каких-нибудь полчаса, и все. Пока я искал люк, пока я бродил по лесу, они уже могли объединиться».

— Верно!.. — сказал Лепешников за его спиной. — Мы не знаем. — Было слышно, как он затягивается самокруткой. Алан не сразу решился повернуться. — Так что чем раньше начнем, тем лучше. Чем раньше, тем больше шансов!

По карте медленно расплывалось серое масляное кольцо табачного дыма.

— Уже можно повернуться, — сказал Лепешников. — Я не люблю разговаривать с затылком, пусть даже это затылок живого человека.

В комнате все переменилось: с обеих сторон у стен стояли теперь вплотную одна к другой койки, и на койках лежали перебинтованные бойцы. Лепешников полусидел, опираясь на стену, его чадящая самокрутка торчала из забинтованных пальцев дымящим углом.

— Это надолго? — спросил Алан Маркович, ощутив вдруг слабость в ногах. В комнате резко запахло йодом, нашатырем и гнойными повязками. Он опустился на ступ.

— Навсегда! — вздохнул танкист, и уголок его обожженного рта дернулся под тонкой марлей, закрывающей пол-лица. — Но не беспокойтесь, драться мы можем!

— Знаю!

— Ну так вот, — продолжал Лепешников. — Вы пойдете туда слепым. Наша задача — чтобы вас по дороге не удавили. Бункер отсюда в двух километрах. Мы нарисовали стрелки. Вы легко найдете все, что нужно уничтожить. Пройдете до бункера, спуститесь. По нашим данным, роботы там все отключены. — С трудом перевалив ноги через край кровати, он попробовал встать, но тут же повалился назад, на жесткую подушку. — Правильно сделали, что ребенка в деревне оставили, — сказал он. На бинтах отчетливо проступила кровь. — Жарко будет. Нечего ребенку здесь делать.