Алан смолчал. Он не хотел вдаваться в подробности.
— Ну, так я не понял, вы принимаете наш план?
— Мне ничего больше не остается. — Алан Маркович поднялся со стула. — Когда я должен идти?
— Как только прекратится действие… — Вместо слова «цветок» он просто щелкнул в воздухе забинтованными пальцами. — В общем, когда вы перестанете меня видеть. — Алан присел обратно. — Нет! — сказал Лепешников. — Вы должны подняться наверх. Здесь, под землей, вы мгновенно задохнетесь, когда прекратится действие…
И он опять щелкнул в воздухе пальцами.
IX
IX
Немецкие офицеры сменяли друг друга, как стеклышки в калейдоскопе. Стеклышки были коричневые, черные, серые — ни одного яркого пятна, только солнце за окном. Анну сотрясал озноб. Кутаясь в плащ, она расхаживала по комнате. В эти минуты она плохо понимала происходящее и не могла даже выстроить мало-мальски логичную схему для самой себя. Когда в очередной раз все звуки перекрыл рев самолетных моторов и солнце закрыла могучая тень низко идущего бомбардировщика, Анна, резко повернувшись к очередному немецкому офицеру, спросила:
— Самолеты? — Она показала рукой в окно. — Зачем их столько?
Офицер был в черном мундире. Серебряный череп на его высокой фуражке неприятно отсвечивал.
— Совершено безвредны! — отчеканил он. — Шуму только много. Они бесплотны — даже для мертвых… Иллюзия! Нервы!..
— Хорошо! — сказала Анна. — Пусть… — Она коротко взглянула на немца. — Мне обещали наладить телефонную связь.
— Конечно. Все готово. — Он распахнул дверь. — Пойдемте. Только, хочу предупредить, — слышимость плохая.
Опускаясь на табурет рядом с большим железным ящиком, Анна изучала полукруглую зеленую шкалу.
— Что там, в доме? — спросила она. — С ними нужно закончить до вечера. — Протянула руку, взяла и надела черные мягкие наушники. — Живые опасны.
В наушниках постреливало током, потрескивало.
— С кем ты собираешься разговаривать? — спросил у самого уха противный голос лилипута.
— Не твое дело!
— По-моему, мое. По-моему, мы делаем одно дело!..
Сдавив в кулаке коротышку, Анна потребовала: