Меня мутило; я не был готов к своим чувствам.
Я был всё ещё жив.
Я прищурился, взирая на крошечный жёлтый диск, а затем перевёл взгляд на золотое кольцо на пальце. Да, я был жив. Но моя обожаемая Сюзан — уже нет. Её наверняка давным-давно не стало.
Я задался вопросом, как сложилась жизнь у Сюзан после моего отлёта. Я надеялся, она была счастливой.
А Рики? Мой сын, мой замечательный сын?
Что же, я
Но, как я понимал, шансы на это мизерны. Куда более вероятным было, что Рики вырос, превратился в мужчину, в которого ему было суждено превратиться, что он работал и любил, а сейчас…
А сейчас его тоже уже нет.
Мой сын. Я почти наверняка пережил его. Отцам не положено так поступать.
У меня на глазах выступили слёзы; слёзы, которые меньше часа назад были затвердевшими, которые сейчас, при нулевой гравитации, просто собирались у протоков слезных желёз. Я смахнул их.
Холлус понимала значение слёз у людей, но не стала спрашивать, почему я плачу. Её собственные дети, Пильдон и Кассольд, наверняка тоже умерли. Холлус терпеливо парила в воздухе рядом со мной.
Я задался вопросом, остались ли у Рики дети, внуки и правнуки; меня шокировало внезапное осознание того, что у меня могли быть уже пятнадцать поколений потомков. Быть может, фамилия Джерико до сих пор существует…
И я спросил себя, существует ли по сию пору Королевский музей Онтарио, открыли ли заново планетарий — или, быть может, дешёвые космические полёты для всех желающих в конечном счёте превратили планетарий в анахронизм.
Я задался вопросом, существует ли на карте мира Канада — та великая страна, которую я так любил.
Но, конечно, меня гораздо больше заботил вопрос о том, существует ли ещё
Или, может быть…
Может, мы повторили выбор, сделанный обитателями Эпсилона Индейца.
И выбор жителей Тау Кита.