— А ты не обижайся! — посоветовала бывший котёнок, а также хорёк, мышь, змея и ящерица. — На обиженных, как у нас говорят, воду возят. Всё тебе ясно насчёт брата?

— Давно уже. — Молли сама не понимала, на что сердится и почему взъелась именно на Ярину. В конце концов, это же не она строила глазки её Медведю!

— Ну и отлично, — вступила Таньша. — Оставайтесь здесь, мы с братом соберём припасы…

Всеслав что-то негромко проворчал сестре на ухо.

— Место, чтобы прятаться, не самое лучшее, — громко ответила Волка. — Но другого сейчас не найти. Да и едва ли они сюда полезут, я следы заметала, как могла. Завтра уходим.

Молли слушала, погружаясь в странное оцепенение. Казалось бы, только что она пикировалась с Яриной, которая за словом в карман не лезет, а миг спустя уже сидит, уронив голову и едва улавливая смысл Таньшиных речей.

Словно сверкающая рыбёшка в лесном ручье, что-то ускользало от неё, что-то очень, невообразимо важное. Она слушала, как говорят другие, и не могла отделаться от странного, дикого чувства, что они все оказались в ломающих кости тисках и стальные челюсти уже смыкаются.

Она думала о живом железе, о безумной дрезине с призраком магика — тогда она не понимала, что это такое, сейчас начинала догадываться. Это не трюк Департамента, не его капканы и ловушки, это нечто иное.

Как часто говорилось в приключенческих книгах, «кусочки мозаики складывались в…».

Во что именно они складывались, Молли понять до конца не могла.

Но то, что понять удавалось, не нравилось ей до такой степени, что она почти не могла говорить, вся уйдя в себя.

Пустоглазы, приходившие к Кейт в её ночных кошмарах.

Пэры, которые маги и в то же время — совершенно не маги.

Живое железо, призрак, раскатывающий на дрезине, не знающей недостатка ни в угле, ни в воде.

Узор распадался, цветные стёклышки мозаики так и норовили разбежаться в разные стороны.

И Молли по-прежнему казалось, что она вот-вот, ну вот прямо сейчас ухватит то важнейшее, что связывает всё это вместе, — но мысль ускользала, упорно уклонялась, и Молли злилась, злилась с каждой минутой всё сильнее.

Кейти же тем временем, словно будучи недовольна выпадением из всеобщего внимания, принялась тихонько хныкать и тереть глаза.

— Я домой хочу… к маме…

— Погодите, погодите, мисс Миддлтон! А ваша болезнь? — всполошился папа. Ну конечно, какой же доктор «отпустит домой» недолеченного пациента? — А Департамент?..

— Я их боюсь, — проныла Кейти.