Одного из молотков для роке не было на месте.

(Уж не им ли он ударил меня?)

Впрочем, разве это имело теперь хоть какое-то значение? Тем не менее Холлоран осторожно ощупал поврежденную и сильно распухшую часть лица. Шестьсот долларов, заплаченные дантисту, пошли псу под хвост с одного удара. Но все равно

(быть может, он ударил меня вовсе не им. Вероятно, молоток просто потерялся. Или его украли. Или кто-то решил, что это неплохой сувенир. Все равно)

это не имело значения. Никто уже не сыграет здесь в роке будущим летом. И вообще в обозримом будущем.

Да, все это не имело значения, но почему-то вид молотков для роке, один из которых отсутствовал, манил Холлорана. Он вдруг поймал себя на том, что вспоминает тот звук – клонк! – с которым жесткая деревянная головка молотка ударяла по круглой поверхности деревянного шара. Какой прекрасный, какой чисто летний звук! А шар потом катился по

(кости, кровь)

гравию корта. Это вызвало в памяти образы

(костей, крови)

ледяного чая, качелей на террасе, дам в соломенных шляпках, звона москитов и

(дрянных маленьких мальчиков, которые играли не по правилам)

всего такого прочего. Да, конечно. Прекрасная игра. Ныне почти забытая, но… прекрасная.

– Дик? – Окликнувший его снаружи голос прозвучал тонко, взволнованно и, как ему показалось, неприятно. – С вами все в порядке, Дик? Выходите скорее, пожалуйста!