– Как проверим? – вмешалась Эви.

Миссис Розенталь пожала плечами.

– Мне-то откуда знать. Я одно знаю: должно быть, она справилась, потому что они тут же нас всех пропустили. Все говорили, не волнуйтесь, не волнуйтесь, вам тут ничего не грозит. Давали ей что-то для лучшего самочувствия. Воды, отдохнуть. Мяса, витаминов, чтобы были силы. Вскоре ей и правда стало лучше. Вот поэтому ты здесь, Сережа. Поэтому ты американец. Какое-то время мама, папа и я жили у моих родственников на Орчард-стрит, а потом твои переехали на Хестер. Эта мисс Вассерман частенько приходила проведать тебя с мамой.

– Это еще зачем? – спросил Сэм.

– Не знаю. Посмотреть, как вы там. Она играла с тобой, ты ей очень нравился. А кому бы нет?

– А письмо? – Сэм снова пододвинул ей пожелтевший конверт. – Вы не переслали его им в Чикаго – почему?

– А я знала, где они? Десять лет от них не было ни слуху ни духу. Я и не знала ничего, пока ты не позвонил, – сказала миссис Розенталь; в голосе проступила старая обида.

Сэм и представить себе не мог, c чего это родители вдруг проявили такую грубость – это совсем на них не похоже.

– Наверняка дело в тех людях, – сказала вдруг миссис Розенталь. – Пришли и напугали твою маму. Родители скрылись на следующий же день, как призраки – раз, и нету.

– Какие еще люди?

– Какие-то люди в темных костюмах, приехали поговорить с мамой. Я их сама проводила к вам в квартиру.

– Кто они были? – Пальцы у Сэма сами собой принялись выстукивать по столу что-то лихорадочное; Эви положила свою руку на его, чтобы это прекратить.

Миссис Розенталь покачала головой.

– Они сказали, это по части иммиграции. Мы ужасно занервничали. Кто-то из анархистов ведь евреи. Вдруг они решат, что мы анархисты, и выкинут нас из страны? Они сказали, чтобы я вышла, но твоя мама сказала: «Пусть Анна останется». Сказала, что я лучше говорю по-английски, – соврала. Я видела, что она сильно испугана. Они стали задавать всякие вопросы: все ли у нее хорошо? Как с соседями? Нет ли на что-нибудь жалоб? Нет, хорошо, все хорошо, отвечала она. Все было хорошо, пока они не спросили про тебя.

– Про меня?

– Про Сэма? – в то же мгновение влезла в разговор Эви.

Та кивнула.

– Спрашивали, как ты, здоров ли, пошел ли в папу или больше похож на маму? Есть ли в тебе что особенное? – Она сделала презрительную гримасу. – Нашли, чего спрашивать у матери! Особенный ли у нее сынок! Думала, мама будет неделю им расписывать, какой ты особенный, но нет.

Миссис Розенталь потеребила платок на коленях.

– А вот этого мне, наверное, не стоит говорить.