– Ладно. А какие бы силы были
– О. Да какие угодно, я думаю. Не быть такой жутко обычной – уже подарок. – Мэйбл расхохоталась и подождала, пока Джерико примется ее разуверять:
– Нет такого понятия, как жуткая обычность. Если что-то жуткое, оно уже по определению необычное. Прямо до жути.
– Ну его, – проворчала Мэйбл. – Давай сменим тему.
– Я же тебе говорил, я в таких играх не силен, – сказал Джерико. – К тому же чем больше я читаю о пророках, тем больше прихожу к заключению, что это проклятие не в меньшей степени, чем дар.
– Что ты хочешь сказать?
– Пророки говорят миру правду. Но люди очень редко на самом деле хотят правды. Мы требуем ее, как раз когда больше всего хотим, чтобы нам солгали. Лучше уж наркотик надежды.
– Но надежда и правда нужна человеку! Людям надо давать надежду! – запротестовала Мэйбл.
– Почему?
– Почему что?
Джерико скрестил на груди руки.
– В таком аморальном и жестоком мире разве это не бессовестно – давать людям надежду? Это как рекламировать мыло, которое никогда ничего не отмоет.
– Да ты просто циник.
– Неужели? А война! Мы деремся за власть, убиваем за нее. Мучаем других, превращаем в рабов. Творим себя, потом уничтожаем – снова и снова, всегда. Если цикл все равно будет повторяться, зачем затеваться с надеждой?
– Но мы же иногда побеждаем! Я сама видела людей, которые борются против такого угнетения и побеждают. То, о чем ты толкуешь, – это нигилизм. И если честно… – Мэйбл втянула воздуху, чтобы успокоиться. – Если честно, мне скучно это слушать.
Ничто так не придавало ей храбрости, как заявления, что в хорошей битве невозможно победить.
– И какой же это нигилизм – понять циклический ход вещей и отпустить его, вместе с зависимостями, моралью и да, c опиумной тщетностью надежды? – Джерико не постеснялся ответить залпом на залп.
Наивность Мэйбл его раздражала. Думает, что она повидала мир… но если она чего и повидала, так это одну-единственную его грань, аккуратно обсаженную живыми изгородями родительского идеализма.