Герард не помнил, где услышал эту фразу, вполне возможно, во сне – она пробилась на поверхность сознания и теперь упорно кружила в голове. Очень вероятно, это высказывание принадлежало Аяксу, уж он-то никогда не сомневался ни в собственной значимости, ни в величии своих свершений.

Однако обдумать занимательное предположение сейчас было невозможно. Мешала музыка. Она заполняла собой весь холл. Текла вверх по лестницам, шелестела возле дверей спален второго этажа и таяла в саду. Желтый электрический свет лился из распахнутой входной двери и широким ковром ложился на дорогу. В галерее шевелились тени снов – или живых людей, теперь уже разобрать было сложно. Слышался приглушенный смех.

Герард медленно шел по своему дому, держа в руке чашу, полную вина, и пытался не думать о работе. Хотя бы в этот вечер.

Оракулы праздновали Осенние дионисии. Праздник, посвященный дарителю провидческого экстаза, повелителю стихийных сил природы – богу Дионису, открывшему для людей виноделие.

На стеклянной сцене, окруженные струями ниспадающей и взлетающей к потолку воды, танцевали Бероя и Авра. Их тела в мокрых белых туниках казались обнаженными – тонкая ткань прилипла к коже, обрисовывая все линии. Тяжелые узлы медных волос искрились от мелких капель. Каждая из девушек держала над головой плоскую чашу, в которой извивались языки огня. Мышцы поднятых рук и гибких спин были напряжены, из-под босых ног разлетались сверкающие веера брызг и падали на пятерку восторженных зрителей, стоящих у высокого помоста. Девушки поднимались на цыпочки, поворачивались, изгибались, двигаясь плавно и стремительно, но ни на секунду не опуская чаши, наполненные огнем. Пламя и вода. Жар и холод. Пифии исполняли древний танец жизни, любви, страсти и стремления к свету.

На полу, рядом с помостом, тринадцатилетняя Эригона внимательно следила за движениями «жриц», пытаясь запомнить сложный танец. Рядом с двумя высокими амазонками, окруженными красными всполохами света, самая юная из предсказательниц была похожа на хрупкий, легкий стебелек, взлетающий в порывах ветра.

Эфор оседлал низкий подоконник, одна нога в зале, другая на улице. Половина лица в тени, половина освещена золотым сиянием светильников. Словно ученик Герарда не мог до конца определиться, остаться ему в реальном мире или нырнуть в сновидение.

Космос стоял рядом с фонтаном, из которого били струи красного вина и неспешно растекались по чашам, выстроенным высокой пирамидой. Молодой оракул задумчиво перекидывал тирс, увитый лозой, из руки в руку и с видимым удовольствием слушал Нису, шепчущую что-то ему на ухо. Ее длинные пшеничные волосы отливали янтарем густого меда, а лукавое лицо озерной нимфы с курносым носом и яркими бирюзовыми глазами то и дело освещала улыбка. Космос, смахивающий на критского быка могучей комплекцией, был вынужден из-за своего роста наклоняться к девушке….Он встретился взглядом с Герардом и тоже слегка улыбнулся. Знаменитая многозначительная «улыбка авгура» удавалась ему великолепно. «Ты знаешь то же, что знаю я, но мы оба не уверены истина ли то, что мы знаем…»