– А мне как звать?
– Мне все равно.
– Тогда Сул.
– Лучше уж Лауро. Когда меня зовут Сулом, мне кажется, будто мне все еще шесть лет.
– И это напоминает тебе о временах, когда ты еще видел.
Он рассмеялся:
– О, я и сейчас прекрасно вижу. Вижу я просто отлично.
– Да, Эндрю сказал мне. Потому-то я и пришла к тебе. Чтобы узнать, что ты видишь.
– Хотите, проиграю вам какую-нибудь сценку? Какой-нибудь случай из давно минувших дней? Мои самые любимые воспоминания хранятся в компьютере. Я могу подключиться к нему и продемонстрировать все, что пожелаете. Ну, к примеру, у меня сохранилась сценка, когда Эндер впервые наведался в дом моей семьи. Кое-что из семейных ссор тоже осталось, качество прекрасное. Или вы предпочитаете события общественной жизни? Что ж, имеются инаугурации мэров с того самого года, как мне достались эти глаза. Люди частенько приходят ко мне с подобными просьбами – проконсультироваться насчет былого, насчет сказанного. Правда, мне бывает нелегко убедить их, что мои глаза записывают только картинку, но не звук, то есть работают по принципу обычных глаз. Все считают меня каким-то голограммщиком, будто я это потехи ради записываю.
– Я не хочу видеть то, что видишь ты. Я хочу, чтобы ты поделился со мной своими мыслями.
– Да неужто?
– Да.
– Так вот,
– И вообще не принимаешь участия в семейной жизни. Ты единственный из детей Новиньи, кто избрал для себя не научную карьеру.
– Да, все ученые – такие счастливые люди, такие счастливые! Очень странно – и почему это я отказался?
– Ничего странного здесь нет, – ответила Валентина. А затем, вспомнив, что обиженные на мир люди начинают говорить открыто, если их немножко раздразнить, решила подпустить в голос колкости. – Я-то
– Вот уж точно, – согласился Ольяду. – Мозгов у меня хватает только на то, чтобы делать кирпичи.
– Неужели? – удивилась Валентина. – Но ты же не сам делаешь кирпичи.