Цинния отодвинула в сторону эту картину, стараясь не обращать внимания на тихий писк и-и-и-и-и-и в ухе. Кто такой Пакстон? Какой-то парень. Какая кому разница? Люди смертны. Они умирают. Это просто кожно-мускульные мешки с начинкой. Благодаря этой начинке они двигаются и говорят. Но, в конце концов, это всего лишь мясо.

И вообще в мире людей слишком много. Перенаселение привело их в это Облако, откуда они даже не могут выбраться, так что определенное сокращение численности населения не такая уж ужасная вещь. Кожно-мускульных мешков, выделяющих двуокись углерода и потребляющих ресурсы, станет чуть поменьше.

Кожа у нее зудела. Цинния остановилась. Волоски на коже встали дыбом. Она близка. Она не знала, к чему, но чувствовала это. Гудение.

Перед ней находилась металлическая дверь с большим колесом посередине. Цинния подбежала и провела запястьем перед панелью доступа.

Красный.

Она попробовала еще раз. Красный.

Может быть, коричневые не имеют сюда доступа. Вероятно, сюда уже направляются охранники. Каким именно образом она облажалась? Этого она не знала, но, независимо от этого, время поджимало. Она отклонила корпус назад и ударила пяткой по панели так сильно, что почувствовала удар всей ногой. Раз, другой. После пятого удара диск вывалился из стены и повис на цветных проводах.

Прощай, тонкая игра. Она стала переподключать провода. После третьего удара током диск загорелся зеленым. Цинния повернула колесо, дверь приоткрылась. Она снова подумала о Пакстоне.

Вспомнила, как он обнимал ее.

Как спрашивал о прошедшем дне и с интересом слушал.

Он был словно пара домашних шлепанцев и одеяло.

– Вашу мать, – сказала Цинния. – Вашу мать.

Она ударила ладонью по двери.

Достала телефон. Нашла последнее его текстовое сообщение и набрала:

Не входи в трамвай.

Отправить.

Затем: