Она посмотрела в мои глаза, а я исчез, заглянув в её. Она моргнула, словно пыталась скинуть то наваждение, что оказывал на меня её взгляд, но у неё ничего не получилось. Я смотрел в её глаза и теперь не могу даже сказать какого они у неё цвета. Я каждый раз пытался вспомнить цвет её глаз, каждый раз давал себя указание посмотреть и понять, но каждый раз, когда я в них заглядывал, я забывал об это, и я не мог понять какой же у них цвет. Потому что, смотря в них, я видел нечто такое, отчего человек забывает обо всём на свете, забывает о самом свете, о себе и забывает о глазах.
– Диана… – проговорил я.
– Томас, – прервала меня она.
И мы вновь лежали в тишине, которую не нарушал ни один звук. А потом я ушёл. И мы не сказали ни слова.
Между днём, когда Диана и Лэндон сыграли свадьбу и днём, который был после, когда мы лежали с ней в постели, прошло много лет. Много событий произошло как в их жизни. так и в моей, многое изменилось, но её взгляд на Лэндона оставался таким же. Как и мой на неё. Но когда она не смотрела на Лэндона, можно было заметить, что взгляд её потускнел за эти годы, загрубел и стал более жёстким, с отблеском металлического звона. Потому что эти годы не дали ей то, чего она ожидала. Не дали ни годы, ни Лэндон. Она не стала для него той, которой должна была стать. Она было его женой, но для него она была женой, как и для миллионов мужчин женщины были жёнами по всему миру. Она думала, что станет для него той, кем была Пенелопа для Одиссея. Но даже так, её любви хватало на обоих. Ей так казалось.
Но Лэндон не мог дать ей то, чего она желала. И она старалась взять это сама. Но нельзя взять то, чего нет. Она жила, с каждым годом чувствуя нарастающую боль. Она жалела, что любит его, и спустя годы, хотела разлюбить. Она начинала ненавидеть его. Но не могла с собой ничего поделать. А пыталась. В тот день, когда я ушёл от неё, и мы не сказали ни слова. Она пыталась. Но безуспешно. И вновь она смотрела на него взглядом, толику от которого я желал получить от неё всей душей.
Зачем он женился на ней? Эта мысль всегда не давала мне покоя. И как человек, существо крайне эгоцентричное, я в своих мыслях доходил до абсурда, что это было для того, чтобы показать своё превосходство надо мной. Лэндон был проницателен и не мог не замечать моего взгляда в сторону Дианы, хотя я, будучи человеком, владеющим собой, всегда тщательно скрывал этот взгляд.
Зачем он женился на ней? Если не любил? Если не мог ответить ей и десятой частью её чувств? Он не стал семьянином. И я знал о его забавах. И не говорил ей даже не потому что, Лэндон был моим другом, а потому что не хотел, чтобы эта женщина чувствовала боль. А она её чувствовала и без всякого знания. А когда она узнала, мы лежали с ней тем утром, и я ушёл, и мы не обменялись ни словом. Но потом она всё равно пришла к нему, и вновь в её взгляде была настолько большая и чистая любовь, которая не снилась ни Гомеру, ни Шекспиру в их самых чувственных произведениях.