– Я очень рад, мистер адвокат. Честно.
– Не сомневаюсь.
– Вы всё уже продумали?
– Иначе мы бы не разговаривали, Тим. Будь готов завтра к семи.
– Я возьму фургон.
– Да, и проверь, чтобы в нём завтра ничего не сломалось.
– Он у меня постоянно наготове! Это самый исправный фургон в стране, – он засмеялся дурным смехом.
– Отлично, Тим, до скорого, – Лэндон повесил трубку, откинулся на спинку кресла, закинул ноги на стол и отхлебнул кофе из чашки.
Стефан Серафим
Стефан Серафим
Стефан Серафим стоял у окна и наблюдал, как дождь посылал свои иглы, под острым углом врезающиеся в стекло, бомбардировавшие его, пытаясь разбить, пробить и ворваться внутрь, чтобы сокрушить всё вокруг, но безуспешно. Расшибаясь об окно, они превращались в капли, которые и здесь сливались вместе в единое целое, и стремительными потоками бежали по стеклу вниз, преобразуюсь в бурные высокогорные реки на карнизе, спадающие с высоты к земле. На улице бушевала буря, какой не было уже давно, словно вновь наступал Великий Потоп, и глупцам, которые не поверили в него, не построили Ковчег, теперь оставалось лишь стоять и наблюдать, как небо низвергается водой, заполоняющей улицы и дороги, поднимаясь выше и выше. Вспышки грозы выхватывали высокую фигуру Стефана Серафима из темноты. И во время этих вспышек тень от бесчисленного количества дождевых капель за окном, устилала его лицо. В комнате не горел свет, и в редких промежутках между молниями, внутри царила темнота. И темнота эта была заполнена шумом дождя, потому что ни окна, ни стены, сдерживая сам дождь, не могли сдержать его звуков, словно тысячи телевизоров включили одновременно, но все они сломаны, и неполадка выражается в эфирном шуме, который они издают в унисон. В окна ударялись листья, ветки и мусор, поднятый вверх, словно ветер презирал людей, бросая им вызов, спрашивая: «Кто вы такие, без своих бетонных коробок, за которыми прячетесь?». И Серафим стоял у окна и смотрел в него с таким видом, будто всё происходящее снаружи было его великим замыслом, согласно его воле, результатом его желаний.
Серафим стоял спиной к своему собеседнику, который терпеливо ждал, не смея нарушать царившее положение вещей в котором была буря в тишине, темнота во вспышках грозы и раздумья Стефана Серафима в его взгляде вдаль, и казалось, что так должно было быть с самого начала, со времён, когда в книгу мировых событий записывалось всё, что должно было произойти и случиться. И когда время пришло, ножницы голоса разрезали плотную материю тишины и шума, и голос показался громким: