Она считала себя королевой. Такой считал её и я. Но как оказалось немного позже, мы оба заблуждались. Королевы уходят гордо и настолько красиво, что ты даже получаешь удовольствие, наблюдая за этим, и хочешь её вернуть хотя бы уже потому, что мечтаешь увидеть снова эту красоту при её уходе. А она ушла некрасиво. Не грациозной походкой, а переваливаясь из стороны в сторону. Как мышь, убегая, и по пути хватая своими маленькими лапками всё подряд, что лежит на её пути, как заядлый курильщик, который вознамерился пробежать полный марафон наравне с профессиональными спортсменами, спотыкаясь и задыхаясь на каждом шагу, но упрямо, как бык на красную тряпку, двигаясь вперёд. Она уходила как уходят дезертиры с поля боя, одновременно становясь мародерами и пытаясь хоть что-то достать из дымящихся развалин домов, хоть что-то ценное, переступая через трупы бывших обитателей, жизни которых унесла война.

Душа королевы слишком широка для мелких пакостей, её подбородок поднят высоко, чтобы даже увидеть возможность творить низкие вещи. А она оказалась мелочной, хотя метила очень по-крупному. Но можно метить по-разному: как орёл метит в цель, заметив её своим зорким взглядом вдалеке, или как дворняга метит каждое дерево, считая таким образом, что оно теперь её. Она так уходила, а я ничего не делал. Спокойно наблюдал. И это её злило. Ведь она уходила к хирургу, руки которого, как руки Святого Пантелеймона, могли исцелить любого, только не святым эфиром, а с помощью скальпеля, а кошелёк которого расходился по швам, ведь когда его шили, то не предусмотрели, что у обладателя будет столько купюр. И она думала, что так унизит меня, ведь королева ушла от простолюдина к принцу. Хотя хрен его, что она там себе думала. Я спокойно стоял и ничего не сказал. Я был ещё мальчиком, и уста мои не умели тогда так плеваться ядом, как сейчас. Немного позже в те моменты, когда я вёл в голове воображаемые разговоры с ней, упрекая, язвя и так далее, в те моменты я искал идеальных прощальных слов для неё, идеального напутствия. И вот однажды я нашёл его, и больше с тех пор не вёл с ней бесед у себя в голове. Давно кстати прошли времена, когда я вёл с кем-либо подобные беседы, давно уже я говорю то, что нужно вовремя, а не задним числом. Так вот, тот последний диалог (монолог у меня в голове, если быть точным) был такой:

«Когда будешь одна сидеть на своей кровати, свесив ноги вниз, разложи вокруг себя купюры, чтобы не чувствовать себя одинокой, поговори с ними, улыбнись им, чтобы подтвердить сама себе, что не впустую потратила свою жизнь, чтобы не назвать её никчёмной». Правда тогда я всё ещё был мальчиком.