— Какой кассы нет? — не понял Айно.
— А где мы купим билет?
Звери встретили посетителей внимательными взглядами, тихим рычанием, иные спешили к решетке, словно соскучились по людям.
Справа в клетке был бурый медведь — он встал на задние лапы у решетки и скреб себя по груди когтями, выпрашивал подачку, слева — пара волков, те остались лежать, только смотрели немигающими желтыми глазами.
Потом была клетка с орлом, клетка с рысью, которая, свесив лапы, спала на диагонально поставленном суку, но неожиданнее и удивительнее всего был тигр; тигр быстро ходил вдоль решетки — пять шагов, поворот, пять шагов в другую сторону — снова поворот… Альбина вдруг испугалась, схватила Андрея за руку. Напротив тигра, вздрагивая каждый раз, когда тот разворачивался, в такой же тесной клетке стояла зебра. Ей, наверное, было холодно.
Короткие ряды клеток завершались обиталищами обыкновенных зверей: с одной стороны — пара лисиц, с другой — песцы. Дорожка уперлась в амбар с высокими раскрытыми дверями. В дверях стоял махонького роста бровастый бородач в казенной лагерной ушанке, но вполне приличном пальто с каракулевым воротником.
— Добрый день, добрый день! — закричал он, словно давно ждал гостей. — Заходите. И я вам должен сказать, что наши дела никуда не годятся.
Он протянул руку и представился сначала Альбине:
— Профессор Семирадский. Свердловский университет.
— Альбина Лордкипанидзе… Только я боюсь, профессор, — догадалась об ошибке Альбина, — что вы ждете кого-то другого. А мы просто так пришли.
— Просто так? — Рука профессора, протянутая к Андрею, замерла в воздухе. — Вы не комиссия?
— Мы не комиссия, — печально произнес Айно, расстраиваясь от того, как горько воспринял эту весть профессор.
— Тогда зачем вы здесь? Ведь поймите же — это народное достояние! Ценнейшее достояние. Я не позволю такого изуверства! Я дойду лично до товарища Ежова…
Профессор начал филиппику на высоких тонах, но голос его с каждым словом становился тише и неувереннее. Он замолчал и, повернувшись, словно забыв об остальных, пошел внутрь амбара.
Они последовали за профессором, потому что он хоть и не приглашал внутрь, но и не запретил войти.
В амбаре было почти темно, только в одном месте сквозь щель в деревянной стене пробивался красный горизонтальный луч солнца…
Слон не стоял, как принято, а лежал на куче ветоши и тряпок, но он увидел, что пришли люди, и, возможно, как и профессор, надеялся на приход какой-то комиссии — он приподнял голову и шевельнул хоботом, упорно глядя на Андрея маленькими слезящимися глазами.
— Вы его не спасете, если не принять немедленных мер, — сказал профессор, словно обращался именно к комиссии по спасению слона. — Но его спасут ведро портвейна, горсть аспирина и, главное, теплое помещение. Ему нельзя лежать — поймите же, если слон лег, то дело плохо! Неужели так трудно понять очевидные вещи?