— Это все равно опасно.

— Вдоль края крыши положите бруствер из мешков с песком, — приказал Френкель Алмазову. Шавло его больше не интересовал.

— Отличная мысль! — Алмазов предпочел не спорить.

А Шавло подумал, что Френкель, наверное, прав, — с седьмого этажа смотреть куда поучительнее.

— А как же мои сотрудники? — Шавло только сейчас вспомнил, что они могут увидеть то, чего видеть им пока не полагалось.

— Об этом я позабочусь, — сказал Алмазов. — Сегодня ночью их всех перебросят на резервный пункт.

До того пункта было километров тридцать, бараки там пустовали.

— Там холодно, — сказал Шавло.

— Не беспокойся, альтруист, — усмехнулся Алмазов, — там уже протопили. Я знаю, что твои академики нам еще пригодятся.

— Вы свободны, — сказал Френкель. Он пожал руку Алмазову, кивнул Шавло, очевидно, как не имеющему чина.

«Ты будешь лизать мне сапоги», — подумал Шавло, не в силах справиться с неприязнью к всесильному начальнику ГУЛАГа.

Солнце уже перешло зенит, и, когда его закрывали облака, становилось пасмурно и хмуро.

Сначала они пошли к площади. Они не разговаривали. И потому Андрей размышлял о сути этого города. Разумеется, хоть не хочется думать об этом, Берлин — это полигон. Для какого-то особенного оружия, с созданием которого связаны молчаливые корпуса института, отделенные и от зоны, и от складов тремя рядами колючей проволоки — ярко освещенной полосой, по которой даже в самую лютую пургу проходят один за другим наряды с собаками. Там светились окна, но Андрею ни разу не пришлось приблизиться настолько, чтобы понять, что же происходит за ними.

Сбивало с толку многообразие Берлина. Если это — отравляющий газ, то незачем было столь тщательно заниматься архитектурой. Но если это какие-то снаряды или бомбы, зачем загонять сюда людей, селить в домах — что за выдумки со зверями?

Хотя Андрей и сказал Айно, что они пойдут искать полезные вещи, на самом деле его более всего интересовала стоявшая сразу за домами высокая, схожая с парашютной, только куда более массивная, ажурная вышка, на площадках которой всегда были люди, и именно туда — об этом Андрей знал от зэков — притащили какой-то ящик, «размером с вагон», по словам соседа по бараку. И установили наверху. А может, это смертоносные лучи, подобно лучам из «Гиперболоида инженера Гарина»?

Они были не одни — многие из жителей вышли на улицы, не сиделось в домах, холодных, как зимние подвалы.

Люди рылись в кучах мусора, оставленного на первых этажах домов и на задворках. Видно, эта плодотворная идея поразила не только мозг Андрея, но оказалась соблазнительной для других граждан — ведь зэк жив тем, что удастся перехватить.