— И ты тоже! — крикнул он. — Шагать! В ногу! Я вас научу дисциплине!

Матур растерялся.

— А мне зачем? — спросил он. — Я же не дикарь.

— Ты и есть голый дикарь!

Сато издевался над толстяком, и я получила от этого злорадное удовольствие, потому что всегда и всем доказывала, что любое потворство негодяям ведет к вашему же унижению. Негодяи знают только один язык — язык силы. И я не намерена была сдаваться. Правда, я была одна, значит, придется хитрить. Будем хитрить…

Матур, понурив голову, отправился заниматься шагистикой, и это было зрелище, достойное богов. Правда, никто не смеялся — мне было некогда, Сато был лишен чувства юмора, а голые люди не знали, над чем здесь принято смеяться, а над чем — запрещено.

Голый строй был потешен и ужасен. Без сомнения, все новобранцы господина Сато были людьми городскими, далекими от спорта и редко бывающими на берегу моря. Они покорно выстроились у стенки. Молодой человек встал лицом к строю, полный понурый мужчина средних лет поднес к губам самодельную свирель и принялся извлекать из нее пронзительные звуки. Остальные переминались с ноги на ногу.

— Ты зачем сюда пришла? — спросил Сато, убедившись, что никого близко не осталось.

Я смотрела, как Матур проталкивается в строй.

— Наверно, мистер Матур уже все вам рассказал.

— Зачем вы пришли сюда?

Раздался сухой выстрел. Я подпрыгнула — брызнули осколки гальки из-под ног, новобранцы замерли в ужасе.

— Говори, — потребовал Сато.

Какое несчастное существо, подумала я. Все тело в шрамах от ран, порезов и язв, лицо изрезано морщинами, белки глаз желтые, в красных прожилках, волосы редкие, грязные, ногтей на ногах нет — какие-то костяные наросты…

— Мы приехали, чтобы смотреть на голых людей, — сказала я по-японски.

— Зачем?

— На земле не осталось голых людей. А мы ученые. Мы хотели узнать их язык, их обычаи.

— Зачем?

— Чтобы много знать.

— Врешь, — сказал Сато, но не очень уверенно.