— Сейчас, — сказала Соня, поднимаясь, — сейчас, одну минутку.

Она поднялась, держась за стену, и так, перебирая рукой по стене, по шкафу, вышла на кухню.

— Переверни, — объяснила ей вслед Лидочка, — и потяни.

— Я не знаю, — откликнулась Соня, — не получается.

— Вставай, — приказал Лидочке Петрик, не опуская пистолета. — Покажешь ей, как надо.

Оказалось, что очень трудно подняться с постели, потому что вся одежда сбилась в какой-то клубок, Лидочка все же смогла оправить свитер. Она застеснялась поправлять колготки, и Петрик понял — сказал:

— Я на тебя не смотрю. Ты для меня все равно что говно коровье. Быстро!

Лидочка поверила, что это так и есть, — он не видел ничего, кроме денег.

— Отойдите, — сказала она. Петрик шагнул в сторону, освобождая ей проход. Лидочку шатнуло.

Она вышла на кухню. Юбка на ней была разорвана. Краем глаза в конце коридора она увидела лежащую груду одежды — это и был Гоша. Но туда не надо было смотреть.

На кухонном столе лежала опрокинутая кверху дном шкатулка, и Соня бессмысленно возила по ней ладонью.

Лидочка спиной почувствовала, что Петрик обернулся и смотрит ей вслед.

Лидочка уже привычно провела рукой по днищу шкатулки, и дно отъехало в сторону. Пачки долларов разбежались по столу.

— Ой! — пискнула Соня.

— Они, — сказал Петрик.

Он подошел к столу — для этого ему пришлось оттолкнуть Лидочку. Она отшатнулась от стола, и у нее мелькнула мысль — кинуться к окну, разбить его и закричать — может, он не посмеет выстрелить? А если посмеет?

— Сумку! — приказал Петрик.

Он стоял в двух шагах от Лидочки, но эти два шага были длинными, как стометровка, — никогда не достать, не выбить пистолет, ничего не сделать.

— А где? — спросила Соня.

Как всегда в моменты нервного напряжения, она покраснела, глаза наполнились слезами и распухли, по щечкам побежали синие жилки. Волосы прядями выбились из пучка и висели макаронами по обе стороны щекастого лица.