Однако, когда она проснулась утром, все вновь изменилось.

– Дани, гляди! Снег!

В комнату хлынул сверкающий свет. Маленькая девочка в ночной рубашке залезла на стул, раздвинув шторы, и прижалась носом к стеклу, изукрашенному морозным узором. Сара быстро встала с дивана и задернула шторы.

– Но я хочу посмотреть!

Из другой комнаты донесся голос:

– Дани! Ты где? Ты мне нужна!

– Секунду! – ответила Сара, глядя в умоляющие глаза девочки: – Прости, милая. Ты знаешь правила.

– Но она может в постели полежать!

– Дани!

Сара тяжело вздохнула. Утром с Лайлой было тяжелее всего, когда ее одолевали беспричинная тревога и безымянный страх. Это усиливалось с каждым днем, прошедшим с момента ее последнего кормления. Когда ее силы были восстановлены свежей кровью, она становилась радостной и ласковой, к ним обеим, даже немного легкомысленной, однако ее интерес к Кейт выглядел скорее абстрактным, чем личным. Казалось, она не вполне осознавала возраст ребенка, часто разговаривая с ней, как с младенцем. В эти дни, хорошие дни, она была совершенно уверена, что живет в некоем месте под названием Черри Крик, замужем за мужчиной по имени Дэвид – хотя иногда она говорила и о другом, по имени Брэд, казалось, они с легкостью меняются в ее сознании. Сара была у нее домработницей, которую прислала «служба», что бы это ни было такое. Но когда эффект от крови начинал слабеть, что продолжалось от четырех до пяти дней, она становилась непредсказуемой и перепуганной, как будто ее буйные фантазии становилось все труднее удерживать в голове.

– Позволь мне отвести ее в ванную, – тихо сказала она Кейт. – А потом посмотрю, может, сможем погулять выйти. Договорились?

Маленькая девочка радостно закивала.

– Тогда одевайся.

Сара пришла к Лайле и увидела, что та сидит на кровати, вцепившись руками в тонкую ткань ночной рубашки на груди. Если бы Сару попросили угадать ее возраст, она сказала бы, что Лайле лет пятьдесят. Завтра ей будет еще больше, морщины на лице станут глубже, мышцы станут дряблыми, волосы – более седыми и редкими. Иногда перемены были настолько стремительными, что происходили буквально на глазах у Сары. И тогда Гилдер приносил кровь, а Сару выгоняли из комнаты, к Кейт. К их возвращению Лайла снова превращалась в молодую женщину лет двадцати пяти, с роскошными волосами и гладкой кожей. Цикл начинался заново.

– Почему ты не ответила мне? Я забеспокоилась.

– Извините, проспала.

– Где Ева?

Сара объяснила, что девочка одевается, а затем извинилась, сказав, что пойдет готовить ванну. Как и туалетный столик, ванна для этой женщины была священным, тотемным местом. В этом глубоком коконе, на фигурных ножках в виде львиных лап, она могла мокнуть часами. Сара открыла кран и принялась раскладывать мыла и ароматические масла, небольшие баночки с кремом, а затем достала два толстых свежевыстиранных полотенца. Лайле нравилось принимать ванну при свечах, так что Сара взяла с трюмо коробок спичек и зажгла свечи в канделябре. К тому времени как Лайла появилась в дверях, в воздухе уже висел густой пар. Сара в плотном халате горничной начала потеть. Лайла заперла дверь и отвернулась, снимая халат, который повесила на крючок на двери. Верхняя часть ее тела стала худой, пусть и не такой худой, какой станет очень скоро. Масса перераспределялась вниз, с каждым днем, переходя на бедра.