– Ева, прости. Я не хотела…

– Чтоб ты сдохла!

– Не говори так. Прошу. Умоляю тебя, не говори так.

И тут в глазах девочки появились слезы. Не слезы боли, обиды или даже страха. «Я буду вечно ненавидеть тебя. Ты мне не мать, никогда не была, и ты знаешь это не хуже меня».

– Ева, умоляю. Я люблю тебя. Разве ты не знаешь, как я люблю тебя?

– Не говори так! Я хочу к Дани!

Крохотные детские легкие оказались в состоянии произвести весьма громкие звуки.

– Я-ненавижу-тебя-я-ненавижу-тебя-я-ненавижу-тебя!

Лайла прижала ладони к ушам, но это не помогло ей.

– Прекрати! Умоляю!

– Чтоб-ты-сдохла-чтоб-ты-сдохла-чтоб-ты-сдохла!

Лайла побежала в ванную и захлопнула дверь. Но это не помогло. Крики, казалось, неслись отовсюду, будто заполняя пространство. Она рухнула на колени, закрывая лицо руками и плача. За что это ей? Моя Ева, моя Ева. Что я такого сделала, что ты меня так ненавидишь? Ее тело содрогалось. В голове водоворотом кружились мысли, кувыркались, бились на куски. Она стала миллионом осколков Лайлы Кайл, рассыпавшимися по полу.

Потому что эта девочка – не Ева. Как бы Лайла ни хотела, чтобы это было так, Евы нет. Ева ушла навсегда, она – призрак прошлого. Теперь Лайла поняла это. И это понимание разъедало ее, будто кислота, растворяющая всю ложь. Вернись, подумала Лайла, вернись. Но она уже не могла вернуться, никогда.

О боже, какие ужасные поступки она совершила! Ужасные, ужасающие, непростительные! Она дрожала и плакала. Крокодиловы слезы, как всегда говорил ее отец, когда красил свои маленькие кораблики. Она чудовище. Отметина зла на этой земле. Ей все открылось, все, в деталях, время внутри ее остановилось и пошло заново, переделывая самое себя, открывая ей историю позора.

Чтоб ты сдохла, сказала девочка. И теперь Лайла желала того же самого.

А потом случилось что-то еще. Лайла сидела на краю ванны. Она лишилась воли, она ничего не желала, лишь все вокруг желало ее. Она открыла кран. Подставила руку под струю воды, глядя, как она струится сквозь пальцы. Вот оно. Решение, окончательное. Будто она всегда это знала, будто в самых потаенных уголках своего сознания она уже совершала это, последний поступок. Уже сотню лет. Ванна, конечно же. Часами она пребывала здесь в тепле, десятилетия минули, в погруженном в себя состоянии, этом сладостном способе стереть все. Но она всегда слышала этот шепот. Лайла, позволь мне быть твоим последним спасением. Вверх поднимался пар, окутывая ванную влажным дыханием. Ее охватило полнейшее спокойствие. Она зажгла свечи, одну за другой. Она врач, она знает, что делать. Медик. Раздевшись, она оглядела свое обнаженное тело в зеркале. Прекрасное – оно было прекрасным, – и оно наполнило ее воспоминаниями. Как она была маленькой, как ребенком вылезала из ванны. Ты моя принцесса, говорил ей отец, вытирая ей волосы и закутывая ее в мягкость и тепло свежевыстиранного полотенца. Ты самая чудесная в мире. Воспоминания текли сквозь нее, будто вода. Ребенок, потом подросток, в синем платье из тафты с бутоньеркой на плече. На танцах в школе? Образы перетекали один в другой, пока она не узрела женщину, наполненную силой молодости, стоящую перед зеркалом в свадебном платье ее матери. Кружевное боди и сверкающий шелк юбки. Казалось, в этом образе было сосредоточено все, что обещала ей предстоящая жизнь. Сегодня я выйду замуж за Брэда. Рука опустилась на живот. Свадебное платье исчезло, вместо него была полупрозрачная ночная рубашка. В окна светило утреннее солнце. Она обернулась в профиль, обхватывая объемный живот. Ева. Ею ты будешь. Ею ты станешь. Я назову тебя Евой. Поднимался пар, ванна уже почти наполнилась.