С тех пор Майкл не покидал перешеек, разве что выходил в море на «Наутилусе». Нечто вроде солидарности, но в глубине души он понимал истинный смысл этого. Больше ему негде быть.

Он пошел на корму и стал ждать Грира. Дул сырой мартовский ветер. Перешеек, часть прежнего портового комплекса, протянулся в глубь канала на четверть мили, к югу от Чэннел Бридж. В сотне ярдов от берега стоял на якоре «Наутилус». Корпус всё еще в порядке, парус крепкий. Глядя на яхту, Майкл ощутил нечто вроде предательства. Он уже несколько месяцев не выходил в море. Яхта была предвестником. Если «Бергенсфьорд» стал ему женой, то «Наутилус» был девушкой, которая показала ему, что такое любовь.

Он услышал шум мотора прежде, чем увидел катер, который, пыхтя, шел под Чэннел Бридж в серебристом утреннем свете. Майкл спустился к вспомогательному причалу в тот момент, когда Грир подвел туда катер. Грир бросил Майклу швартов.

– Как оно?

Грир пришвартовал катер у кормы, отдал Майклу винтовку и забрался на пирс. Ему было чуть больше семидесяти; старел он, подобно могучему быку – только что он пыхтел и фыркал, глядя, как тебя на рога поднять, и вдруг он уже лежит в поле, а над ним кружат мухи.

– Что ж, она тебя не прибила, это плюс, – добавил Майкл.

Грир снова не ответил. Майкл ощутил, что он чем-то обеспокоен. Визит прошел не так, как надо.

– Луций, она хоть что-нибудь сказала?

– Сказала? Ты же знаешь, как с этим дело обстоит.

– На самом деле не слишком.

Грир пожал плечами:

– Это сродни ощущению, моему. Ее ощущению. Может, это вообще мне кажется.

Майкл не стал настаивать.

– Я тебе еще кое-что хотел сказать. У меня сегодня с Данком небольшая размолвка вышла.

Грир сматывал канат.

– Сам знаешь, какой он. К завтрашнему дню всё забудет.

– Я не думаю, что на этот раз забудет. Скверно всё вышло.

Грир поднял взгляд.