Грир поднялся из дока, сел в свой пикап и поехал по причалу. Боль становилась всё сильнее; скоро он уже не сможет ее скрывать. Иногда холодная, будто пронзающая ледяным кинжалом, иногда горячая, будто внутри него рассыпались тлеющие угли. Он уже с трудом мог сдерживать это; когда ему наконец удалось помочиться, это выглядело, как артериальное кровотечение. Постоянный привкус во рту, кислый, с оттенком мочевины. Последние пару месяцев он много чего сам себе говорил, но, насколько он понимал, у всего этого мог быть лишь один конец.
В конце причала дорога сужалась, по обе стороны от нее плескалось море. Здесь, в узком месте, дежурили с десяток человек с винтовками, когда Грир остановился рядом с ними, из кабины заправщика вылез Пластырь. Подошел к нему.
– Как там дела снаружи? – спросил Грир.
В ответ Пластырь втянул воздух сквозь зубы.
– Похоже, Армия патруль на разведку послала. Сразу после заката видели свет фар на западе, но с тех пор больше ничего.
– Тебе здесь побольше людей не надо?
Пластырь пожал плечами:
– Думаю, на эту ночь сойдет. Пока что они просто вынюхивают. – Он внимательно поглядел на лицо Грира. – Нормально себя чувствуешь? Что-то лицо у тебя скверное.
– Просто надо ненадолго ноги протянуть.
– Ну, если кабина моего заправщика устроит, давай. Поспи немного. Как я уже сказал, вряд ли тут сегодня что-то случится.
– Мне еще кое-что посмотреть надо. Может, потом, когда вернусь.
– Мы здесь, если что.
Грир развернул машину и поехал обратно. Как только он оказался вне зоны видимости поста, то остановился у края причала, вышел из машины и согнулся, хватаясь за бампер. Его вырвало. Но из него мало что вылетело, немного воды и какие-то сгустки вроде яичного желтка. Он стоял, согнувшись, еще пару минут, пока не решил, что всё кончилось. Взял из кабины флягу, прополоскал рот, потом плеснул воды в ладонь и умылся. Самым худшим во всём этом было одиночество. Не сама боль, а то, что ее надо было скрывать. Интересно, что же будет. Растворится ли мир вокруг него, будто сон, пока он не перестанет осознавать его, или, напротив, всё виденное им в жизни, люди и вещи, встанут перед ним живыми образами, пока он не будет вынужден отвернуться, как от яркого солнца в ясный день?
Он запрокинул голову к небу. Звезды были слегка затянуты дымкой влажного морского воздуха и, казалось, колебались. Он сконцентрировал сознание на одной звезде, так, как давно уже научился, и закрыл глаза.
Молчание.