До Кервилла ему надо добраться к четырем, самое позднее – к пяти. Что случится, когда стемнеет?

Эми, я иду.

50

Майкл очнулся в темноте. Лежа на койке, ощупал пальцами рану на голове. Волосы жесткие от засохшей крови, хорошо хоть череп не проломили. Ничего странного, он ведь, с их точки зрения, вооруженный преступник в доме у президента, так что один хороший удар по тыкве вполне оправдан. Не лучший способ поспать, с одной стороны, но и не худший.

Он поспал еще; когда он проснулся, в окно уже струился неяркий дневной свет. Щелчок замков, и появились два служащих ВС. Один из них держал поднос. Второй стоял настороже, а первый поставил поднос на пол.

– Премного благодарен, парни.

Они ушли. Наверное, им приказали с ним не разговаривать. Майкл поднял поднос и поставил на койку. Чашка овсяной каши, омлет, персик. Давненько он так хорошо не ел. Они дали ему только ложку – конечно же, никаких вилок. Пришлось есть омлет ложкой. Потом он принялся за овсянку, оставив персик на десерт. Сок брызнул и потек по его подбородку. Свежие фрукты! Он уже и забыл, что это такое.

Время шло. Наконец он услышал шаги и голоса в коридоре. Питер, скорее всего, и кто-то еще. Апгар? Рано или поздно круг общения станет шире.

Но это оказался не Питер.

В дверях появилась Сара. Она изменилась меньше, чем он мог бы предположить. Старше, конечно же, но она постарела, не теряя красоты, как бывает у тех женщин, которые не борются со старостью, принимая ход времени как данность.

– Глазам не верю.

– Привет, Сара.

Майкл сел на койке, и его сестра вошла. У нее в руках была небольшая кожаная сумка. Следом за ней вошел охранник с дубинкой в руке.

– Проклятье, Майкл, – сказала Сара, остановившись поодаль от него.

– Знаю.

Странные слова. Что они значат? Я знаю, что причинил тебе боль? Я знаю, как всё это выглядит? Я знаю, что я худший брат в мире?

– Я так… зла на тебя.

– Имеешь право.

Приподнятые брови.